На кухне пахло тушёной капустой. Ольга, не торопясь, помешивала деревянной ложкой — не любимая ею курица с карри, а блюдо из бабушкиной тетрадки: строго по рецепту, с лавровым листом и тмином. Татьяна Игоревна сидела рядом и чистила морковь.
— Что, серьёзно без масла? — спросила Ольга, стараясь, чтобы голос звучал легко.
— Без. Зато желудок скажет спасибо, — ответила Татьяна Игоревна, не поднимая головы.
— У нас теперь желудок — главный консультант по меню, — усмехнулась Ольга. — А котлеты вчера вкусные получились. Спасибо, что показали, как их правильно лепить.
— Научишься — ещё не раз скажешь мне спасибо.
Они обменялись взглядами. Без раздражения. Без напряжения. Просто по-человечески.
На следующий день Ольга пригласила свекровь в парк. Не с детьми, не в попыхах — спокойно и вдвоём. Купили кукурузу, сидели на лавочке, обсуждали, как у Полины появилась привычка прятать конфеты в носок. Татьяна Игоревна смеялась. Не громко, но по-настоящему.
Постепенно всё изменилось. Ушли упрёки. Татьяна Игоревна перестала комментировать каждый шаг. А Ольга — замыкаться. Они пекли вместе творожную запеканку, собирали с детьми мозаики, вместе выбирали книги для Полины.
И однажды вечером, когда в квартире было особенно тихо, дверь в спальню Ольги тихо приоткрылась.
— Можно? — Татьяна Игоревна стояла в халате, с непривычно растерянным выражением лица.
— Конечно. Проходите.
Ольга села, поджала под себя ноги. Татьяна Игоревна подошла ближе, остановилась, будто не зная, как начать.
— Я… Я хотела поговорить.
— Я не просто так приехала, Оля. Квартиру я, конечно, собиралась ремонтировать, но не срочно. Просто… Когда я узнала, что у меня может быть… болезнь, я… испугалась. Очень.
Она говорила негромко, без пафоса, но каждое слово будто тяжело давалось.
— Сначала думала: никому не скажу. Потом поняла, что одна не вынесу. Хоть и гордая. Хоть и противная, наверное, бываю.
— Вы не противная, — тихо сказала Ольга.
— Я просто старалась держать всё под контролем. А тут — как будто земля ушла из-под ног. И я решила: пока что побуду у вас. Словно отодвину всё это… от себя. Хоть на время.
Она опустилась в кресло у окна, сложила руки на коленях.
— А потом начала командовать. Писать свои дурацкие списки. Потому что боялась. Боялась, что стану никому не нужной. Что вы меня не потерпите. Что выгоните и я останусь одна.
Ольга встала, подошла, села рядом.
— А я… Я ведь злилась. Я не понимала, почему вы такая жёсткая. Почему всё должно быть по-вашему. А теперь понимаю. Вы не против нас боролись. Вы боролись со страхом.
Татьяна Игоревна слабо улыбнулась.
— Не совсем, — ответила Ольга. — Мы теперь с вами на одной стороне. Я помогу. Разберёмся с врачами. Только вы не таите это больше в себе. Ладно?
Они долго сидели молча. Потом Татьяна Игоревна кивнула.
— Спасибо, Оль. Не думала, что скажу это, но… ты мне как родная стала.
Через несколько дней, за ужином, Ольга спокойно рассказала Антону о справках, о диагнозе, о планах обследования. Татьяна Игоревна к тому времени уже согласилась пройти всё повторно — теперь не одна.
