— Слушай, Серёжа, ты всегда был мягким. Но сейчас ты просто трус. Трус, который прячется за мамину спину и боится сделать шаг. А я — больше не боюсь. Мне уже не двадцать. Я не хочу стареть в трёхкомнатной коммуналке с твоей мамой, которая каждый день напоминает мне, что я лишняя.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать — и в этот момент, как по заказу, в дверь постучали.
— Открой! Это я! — прозвучал знакомый голос за дверью. Елена Павловна.
Мирослава взглянула на мужа. — Ты же сам сказал: не трогай маму. Вот и иди разбирайся.
Он встал. Медленно подошёл. Щёлкнул замок.
— А чего вы дверь-то заперли, как будто от врагов? Или уже от меня прячетесь? — свекровь вошла, как царица. — Сергей, я купила твоё любимое. Рагу из печени, как ты любишь. А тут, похоже, праздник — чайник свистит. Мирослава, ты чего такая?
— Собираюсь, — ответила та коротко. — Уезжаю в Сергиев Посад. Насовсем.
— Что?! — Елена Павловна замерла, пакет в руках повис как мёртвый. — Это ещё зачем?
— У меня там теперь квартира. Наследство от дедушки. И я начинаю жить заново. Без… — она хотела сказать «вас», но остановилась. — Без давления.
— А Серёжа? Ты о нём подумала? Он работать будет, а ты будешь в своём Посаде на печке валяться, да? Или соблазнишь кого из соседей, пока муж в Москве вкалывает?!
Мирослава закрыла глаза. У неё дрожали руки, но голос оставался спокойным:
— Я подумала о себе. Впервые за шесть лет.
— Ах ты ж… — свекровь шагнула вперёд, и тут случилось то, чего никто не ожидал.
Сергей встал между ними.
Мирослава вздрогнула. Елена Павловна застыла.
— Хватит. Не дави. Не кричи. Не оскорбляй. Она уезжает — и, может, это правильно. Я не знаю. Но я устал стоять между вами. Всё, хватит.
— То есть ты… ты её поддержишь?! — голос матери сорвался на визг. — Она разрушает семью, а ты…
— Мама. Семьи у нас давно нет. Ты и я — это не семья. Мы просто два человека, которые давно живут на автомате.
Он повернулся к Мирославе.
— Если ты хочешь, я поеду. Но если ты не хочешь — я пойму.
Она кивнула. — Не хочу. Пока ты не вырастешь.
На следующее утро Мирослава стояла на платформе. Рюкзак, сумка с документами, пачка писем от дедушки, которые она хранила в ящике с бельём, и чувство, будто сердце рвут пополам.
Сергей не приехал. Не позвонил. Елена Павловна, вероятно, заварила кашу, как всегда в восемь, и закатила глаза, когда сын не захотел завтракать.
Поезд подошёл. Мирослава поднялась на ступеньку.
Сделала шаг в новую жизнь.
Мирослава стояла на балконе. В старом советском доме с облупленной плиткой, но с видом на монастырские купола. В Сергиевом Посаде весна пахла иначе — не смогом и подъездным пылесосом, а черёмухой и свежей землёй. Она уже две недели здесь. Спала плохо, просыпалась рано, но впервые за много лет чувствовала: она дома. В своём.
Квартира оказалась лучше, чем она ожидала. Двушка с балконом, крепкая, хоть и с мебелью из 80-х. Мирослава скрутила ковры, выкинула облупленные тумбочки, сняла с гвоздя портрет Брежнева и вздохнула с облегчением. На кухне был электрочайник, который жужжал как реактивный самолёт, зато чай в нём кипел — настоящий, свободы на вкус.
