Правда, тогда Алиса думала, что это просто невинная шутка. Теперь же понимала — никакой это не юмор. Это был план.
Когда Нина Александровна в этот день отправилась в комнату «отдохнуть с таблетками», Алиса подошла к Георгию.
— Гоша, поговорить надо, — сказала она тихо, но голос дрожал не от страха — от ярости.
Он, как обычно, сделал вид, что ничего не понял.
— Про то, что тут творится. Про твои разговоры с мамочкой. Ты считаешь нормальным то, что она предлагает тебе отобрать у меня дом?
Георгий опустил глаза. Потёр шею.
— Лис… Ну ты же понимаешь… Она… Ну мама волнуется… Она в возрасте… Ей тяжело…
Алиса злобно усмехнулась.
— Волнуется, говоришь? Да она не волнуется, она зубами скрипит, как крокодил на диете. Волнуется, чтоб я отсюда катапультировалась, а вы тут вдвоём хозяйничали. Верно?
— Я? Перегибаю? Гоша, я сейчас тебе покажу, как я перегибаю!
Она достала из ящика папку с документами и со стуком положила её на стол.
— Вот. Смотри. Дом. Оформлен на меня. Полностью. Завещание тёти, договор дарения, регистрация. Всё. И твоя мамочка может хоть сто раз вокруг этого стола станцевать «барыню» — дом останется моим.
Георгий молчал. Только подбородок дёрнулся.
— И ещё… — Алиса подняла палец, — если ты ещё раз позволишь своей маме обсуждать мой дом, мою жизнь и то, где и как я должна жить, я сама тебе соберу чемодан. И очень компактно.
Тишина повисла такая, что слышно было, как на улице воробьи дерутся за кусок булки.
А потом в дверях возникла Нина Александровна. Бледная, но с глазами, сверкающими, как две стопки у нотариуса.
— А-а-а… Вот вы как, да? Вот вы как! Так значит, меня — старуху — из дома? Мать твою — на улицу? Ну-ну… Посмотрим, кто кого!
Она захлопнула за собой дверь спальни так, что с полки свалился горшок с фикусом.
Георгий обессиленно сел на табурет.
— Лис, ну что ты делаешь… Ну зачем…
Алиса посмотрела на него сверху вниз.
— Затем, Гоша, что если ты не можешь быть мужем — я тебе сама покажу, как быть одиночкой.
И ушла на веранду. Поставила чайник. Руки всё ещё дрожали, но в голове уже крутился план.
Пора поставить всех на место.
Утро началось с того, что Нина Александровна демонстративно таскала по кухне стул.
— Вот тут поставлю… Нет, тут лучше… — бубнила она, словно репетируя план боевых действий.
Алиса, молча заварив чай, наблюдала за этим цирком. Внутри у неё уже ничего не кипело — выкипело ещё вчера. Осталась только стальная злость, холодная, как дверная ручка зимой.
— Ага, значит, вот так… — вслух прокомментировала она, — Расставляем мебель под себя? Что дальше, шкафы из дома выносить?
Нина Александровна резко повернулась, подбоченилась.
— Ой, да не на тебя тут всё рассчитано! Я, между прочим, пытаюсь порядок навести! У вас тут — извините, сарай! Всё не по-людски!
Алиса улыбнулась. Очень спокойно.
— Сарай, говоришь? Ну, ты знаешь, сарай — он, как и дом, — у хозяев. А гости могут разве что тапки у входа поправить.
В этот момент в кухню, как страус на минном поле, заскочил Георгий.
— Ой, ну что опять? Ну чего вы как эти…
— Как кто? — одновременно рявкнули обе.
Георгий вздрогнул. Подошёл к чайнику, стал наливать себе кофе, но мимо — рука трясётся.
— Девочки… Ну правда… Ну хватит уже… Мы же семья…
Нина Александровна с таким лицом, будто съела лимон, закатила глаза:
— Семья? Вот ты мне скажи, Георгий, какая это семья, если женщина держит мужа на птичьих правах?! Если у неё бумажка есть — значит всё? Муж у неё — как… ну… как временный жилец?
Алиса, не моргнув глазом:
— А как ты думала, Нина Александровна? У нас тут капитализм. Всё по бумагам. Или вы в коммунизме застряли?
