Прошло два дня. Два длинных, натянутых, как струна, дня. Атмосфера в доме напоминала котёл под давлением. Тишина, в которой звенели даже мысли. Георгий ходил весь серый, нервный, будто наступил ногой в розетку и не знал, как оттуда вытащиться. Алиса делала вид, что её всё устраивает. На самом деле внутри гремело — злость, обида, усталость.
Где-то к вечеру третьего дня Георгий осторожно зашёл в кухню.
— Алиса… поговорим?
Она даже не обернулась.
— Гоша, если ты опять скажешь “мы одна семья”, я тебе чайник на голову надену. Полный. С кипятком.
— Не… Не про семью. Я… Я решил.
— О, ну наконец-то. Могу хлопать стоя? — хмыкнула она, повернувшись.
— Послушай… Я подумал… Мамка, конечно, перегнула. Да и ты, Алиса, тоже…
— Гоша! — Алиса резко встала, глядя ему прямо в глаза. — Не надо про “вы обе виноваты”. Не вздумай. Тут не обе. Тут одна мать решила, что её сын — чемодан без ручки, а его жена — временная комнатная мебель.
Он опустил глаза. Покрутил в руках ложку.
— Ну… Ну да. Мамка, конечно, не права. Но ты ж понимаешь… Она одна… старая…
— О, началось. Ты знаешь, сколько у нас в городе старых и одиноких? Ну, так давай всех к себе домой! У меня диван раскладной есть. Как раз для таких мамок.
Он помолчал. Вдохнул поглубже.
— Я решил. Я остаюсь с тобой.
Алиса молча смотрела. Молча. Секунды тянулись, как резиновое бельё на батарее.
— Только есть один момент, — добавил он, глядя в пол. — Мама сказала… Если я останусь тут, то она вычеркнет меня из завещания…
— Ага… — протянула Алиса. — А я-то думала, ты про любовь сейчас скажешь… Про верность… Про “мы вместе против всех”… А ты — завещание…
Георгий поднял голову, вскинул руки.
— Ну а что! Это квартира в центре! Это ж деньги! Я же тоже не железный…
Алиса медленно села. Положила ладони на стол. Посмотрела ему прямо в глаза.
— Поняла. Значит так. Слушай внимательно и запоминай. Один раз скажу.
Она вдохнула, выдохнула. И холодно, почти без эмоций:
— Собирай вещи. И проваливай. С завещанием. С мамкой. С квартирой в центре. И желательно — навсегда.
— Ты всё правильно услышал. Проваливай. Хочешь быть мамкиным мальчиком? Будь. Но не здесь.
— Да ты с ума сошла! Это и мой дом тоже!
Алиса медленно кивнула. Достала с полки папку. Бросила на стол.
— Вот документы. Свидетельство о собственности. Дом полностью мой. Наследство от тёти Валентины. Плюс — брачный договор. Помнишь, что ты его подписал? Или пальцы дрожали так, что не заметил?
Георгий схватил папку. Пробежал глазами. И побледнел так, будто его облили известью.
— Ты… Ты правда так… Ты выгнать меня хочешь?!
— Нет, Гоша. Я тебя не выгоняю. Ты сам выбрал. Ты выбрал деньги. Квартиру. Мамку. Выбирай дальше. А я выбираю — жить без тебя.
Он молчал. Долго молчал. Потом, не глядя, встал, хлопнул ладонью по столу:
— Ну и живи! Посмотрим, как ты тут одна!
— Да лучше одна, чем с тобой. Понимаешь? Лучше одна!
Георгий вылетел из дома, хлопнув дверью так, что штукатурка посыпалась с потолка.
Через пять минут телефон зазвонил.
— Да, Нина Александровна, — сказала Алиса сладким голосом. — Да, да… Ваш сын уже едет. Да, с вещами. Да, насовсем. Не забудьте поставить ему раскладушку. Хотя, думаю, и порога хватит.
— Ты… ты… чтоб ты… чтоб ты… — захлебнулась на том конце трубки Нина Александровна. — Ты пожалеешь! Пожалеешь, слышишь?!
Алиса спокойно нажала «Отбой».
Встала. Посмотрела на дом. На свой. Свой по-настоящему. Без компромиссов. Без мамкиных мальчиков.
— Ну что, Алиса… Жизнь только начинается, — сказала она себе вслух и впервые за долгое время улыбнулась. По-настоящему.
