Вечером, когда Катя уходит домой, Лидия долго сидит у окна. На улице — первый снег. Крупные хлопья медленно падают, устилая всё белым, будто заново. И вдруг ей вспоминается: такой же снег был на маминых похоронах. Зина — по другую сторону могилы, плакала навзрыд… А потом — рассорились так крепко, что больше не виделись.
— Восемь лет… — считает Лидия про себя. — Восемь лет без сестры…
Ночью ей снится мама. Молодая, как в детстве: возится на кухне, печёт блины; они с Зиной крутятся вокруг, просят самый румяный.
— Девочки мои, — улыбается мама во сне, — ну что же вы так? Я ведь совсем другого хотела…
Просыпается Лидия — на глазах слёзы.
Утром набирает номер Веры Ивановны.
— Тётя Вера? Это Лида. Катя сказала, Зина приходила…
— Лидочка, солнышко! Как ты, как здоровье, доченька?
— Уже лучше, тётя Вера… А вы скажите… с Зиной что? Как она?
Долгая, тяжёлая пауза.
— Лида… Ты не знала? У Зины муж умер. Володя. Месяц назад. Рак…
Мир вдруг переворачивается. Вот так — в одно мгновение. Володя… муж Зины. Тот самый тихий, добрый человек, который всегда улыбался при встрече, спрашивал: – Ну что, Лидия Петровна, как ваше здоровье? И которого Лидия не видела долгие восемь лет из-за… ну, сами понимаете из-за чего.
— Как… как она? — Лидия едва слышно спрашивает.
— Плохо, Лид. Совсем одна теперь. Детей ведь у них не было… Володя долго болел, а Зина все время была рядом — днем и ночью, не отходила. А теперь… Слушай, она очень хотела тебе позвонить, когда узнала, что ты в больнице, — тихо говорит тётя Вера, — но побоялась. Говорит — вдруг Лида трубку не возьмёт…
Лидия зажмуривается. Зина боялась. Сестра родная… единственная. Страшно…
Проходит час — всего какой-то час — и вот она уже у знакомого подъезда. Всё тот же дом, где когда-то жили их родители. Где Зина осталась после свадьбы в маминой квартире. Лидия просто растворяется в этих воспоминаниях — тут каждый угол знаком, каждая трещина на облупленных стенах, каждый куст.
Лифт не работает — да и ладно. Поднимается на третий этаж пешком. Дверь та же — коричневая, с медной табличкой. Вот только звонок трясёт пальцы: Лидия стоит в нерешительности целую вечность, прежде чем нажать.
За дверью — шаги. Чуть осторожный голос:
Тишина. Потом щёлкает замок.
Дверь открывается, и Лидия стоит перед лицом сестры. Катя сказала правду: Зина постарела, похудела, волосы все серебром, лицо осунувшееся — но глаза… те самые, как в детстве. Только в этих глазах сейчас и боль, и страх, и одиночество.
— Лида? — Зина будто не верит. — Ты… это правда?
Зина молча отходит, пропуская. Квартира знакомая до боли, но будто стала пустой — фотографии на стенах остались, а вот жизнь куда-то схлынула, выветрилась.
— Садись, — суетится Зина, сдирает с дивана газеты. — Может, чаю?
— Зинуль… — Лидия не выдерживает, — мне так жаль… Володя…
