Зина цепенеет, медленно садится в кресло, колени обхватив руками.
— Он долго болел. Два года. Я… я думала — справлюсь. Думала, он поправится… А он всё: — Зина, позови Лиду. Хочу попрощаться… А я не решилась. Боялась, что ты не придёшь.
Слова срываются из Зины — рвутся, как поток из плотины:
— Он всё повторял: — Жизнь короткая. Чего вы спорите из-за пустяков? А я опять: — Не пустяки, Володя! Она меня обидела… несправедливо. А он только машет рукой: — Да какая разница теперь? Вы же сёстры…
Лидия молчит, плачет. Тихо, словно не позволяет себе рыдать в голос.
— Зина, прости меня. За всё прости. За то, что к Володе не приехала… За то, что восемь лет мы не разговаривали, из-за этой дурацкой дачи стали чужими…
— Нет, я виновата, — качает головой Зина. — Тогда я была не права. Дача… да плевать на неё. Я… думала, что ты меня не любишь. Что для тебя деньги — важнее сестры.
— Ты глупая! — Лидия пересаживается рядом, обнимает крепко. — Конечно, люблю. Всегда любила! Ты же у меня одна такая…
И они сидят, обнявшись, обе плачут. За всё — за годы без друг друга, за слова, что не были сказаны, за Володю, который так и не дождался их примирения.
— Знаешь, — шепчет Зина, — когда тётя Вера позвонила… Сказала, что ты в больнице — я испугалась. Думала: не дай бог что случится, а мы так и не помиримся… Я хотела прийти, но боялась, что выставишь.
— Глупости! — Лидия качает головой. — Никогда бы не выгнала. Мы только дуры… Из-за чего так поссорились-то?
— Из-за гордости. Из-за боли. Мне казалось, ты меня не понимаешь… что думаешь: я за мамой через наследство ухаживала.
— А мне казалось, что ты меня выставляешь плохой дочерью — будто я маму бросила. Я приезжала только по выходным… Ну, работа, семья, вечная суета.
Обе замолкают. У каждой свои воспоминания — тяжелые, невысказанные.
— Зина… а ты правда считала, что я к маме мало ездила?
— Нет… — кивает Зина. — Просто одной тяжело было. Просить помощи… гордость не позволяла. Вот так и накопилось…
Некоторое время молчат.
— Знаешь, — шепчет Лидия, — мама ведь так радовалась, когда мы вдвоём на кухне. Точно бы расстроилась, если бы узнала, как мы…
— …сорвались, — добавляет Зина, и обе тихо улыбаются сквозь слёзы.
— Ещё как расстроилась бы, — Зина грустно улыбается, взгляд уходит куда-то в прошлое. — Помнишь, мама всегда говорила нам: «Вы друг у друга одни. Берегите это».
Лидия молча кивает. Да, как забыть? Мама повторяла эти слова раз за разом… А они не сберегли. Взяли — и выронили. Восемь лет ушло.
— Зинуля, а что теперь с дачей? Она, наверно, там совсем заброшена?
— Да… зарастает потихоньку. Хотела было продать — руки так и не дошли. И потом, знаешь… там ведь всё наше детство. Помнишь, как вместе грядки копали? А как по вечерам на крыльце сидели, звёзды считали?
