Анна Петровна и сама тогда завелась, огрызнулась в ответ: “Мишка не нахлебник, он родная кровь! И вообще, моя квартира – что хочу, то и делаю!”
Ссора разразилась нешуточная, словно гроза в мае. Не разговаривали потом месяцы долгие. А обида у Ирины, как ржавчина, въелась в сердце, видимо. До сих пор помнит, не забывает. Вон как сегодня припечатала.
Сидела Анна Петровна в полутемной кухне, одна-одинешенька, как перст. Смотрела на щербатый стол, на закопченный чайник, на пляшущие язычки газа, и слезы катились по щекам, как крупный град. Не только от обиды на дочь, хотя и на нее тоже, а от гложущей тоски, от черного одиночества, от глухой безысходности. И самое страшное – шевельнулась в душе мысль – а ведь, может, Ирка-то и права в чем-то.
Может, и глупость она спорола тогда, квартиру отдав. Может, надо было думать о себе, о старости, о детях, а не о чужом горе. Может, и правда, доброта ее боком выходит. Только поздно теперь локти кусать. Квартира уплыла, как сон, Мишка испарился, словно дым, и дочь отдалилась, как звезда далекая. Осталась лишь эта кухня убогая, да старенькие часы, равнодушно отсчитывающие секунды уходящей жизни.
Через два дня телефон вновь зазвонил. Ира. Голос звучал мягче, словно вода потеплела под весенним солнцем, лед тронулся.
– Мам, привет. Как ты там?
– Да ничего, Ирочка, пока дышу, – ответила Анна Петровна стараясь спрятать горечь в голосе, как болезнь глубоко внутри.
– Мам, слушай, я тут подумала… – замялась дочь, подбирая слова, словно ключи к старому замку. – С деньгами пока напряг, сама знаешь, кризис, все нестабильно. Но… может, продуктами тебе помогу? Буду раз в неделю привозить, что надо. Как тебе такой вариант?
Анна Петровна молчала, смотрела в окно на голые ветви деревьев, стучащие в стекло, как непрошеные гости. Продукты – конечно, помощь. Хлеб насущный, как говорится. Каша с маслом, чай сладкий. Прожить можно. Но лекарства? Коммунальные платежи? А душа? Разве душе достаточно одной гречки? Разве не хочется иногда маленькой радости, не только выживать, но и жить? Но понимала – это максимум, на что стоит рассчитывать. И надо быть благодарной и за это – хоть какое-то тепло, хоть какая-то забота.
– Спасибо, Ирочка, спасибо и на том, – тихо сказала она, глотая обиду, как горькую пилюлю. – Привози, конечно, буду рада любой помощи.
В субботу приехала Ира. Не одна – с мужем, груженые пакетами, словно Дед Морозы, только без шуток и веселья. Пакеты тяжелые – макароны, крупы, консервы рядами, мясо замороженное, фрукты яркие, как воспоминание о лете. И коробка зефира – мамино любимое лакомство, словно сладкая заплата на рваные края сердца. Компенсация за жесткие слова, за холодный отказ.
