— Мама, — голос Анатолия стал жёстче. — Прекрати, пожалуйста. Мы не будем это обсуждать на пороге. Саша в безопасности, под присмотром, и точка.
— Понятно, — Любовь Вячеславовна поджала губы. — Всё понятно. Ну что ж, забирайте свой бульон, — она практически впихнула пакет в руки сына. — Не буду мешать вашей идеальной семье.
Развернувшись, она направилась к лифту. На полпути остановилась:
— Только потом не говорите, что я не предупреждала. Когда ребёнок опять с температурой под сорок окажется — вспомните мои слова!
Инна захлопнула дверь прежде, чем свекровь успела договорить. Несколько секунд стояла, прислонившись к стене и пытаясь успокоить дыхание.
— Извини, — тихо сказал Анатолий. — Я поговорю с ней ещё раз.
— Ты уже два года с ней разговариваешь, — устало ответила Инна. — Толя, так больше не может продолжаться. Я не могу каждый раз трястись, что она заявится без предупреждения и устроит скандал.
Анатолий молча прошёл на кухню, достал из пакета контейнер с бульоном. От него поднимался пар, распространяя по кухне аромат куриного супа с укропом. Мама всегда готовила именно так — с мелко нарезанной морковью, с чуть заметной приправой кориандра…
— Знаешь, — он повернулся к жене, — она ведь правда переживает. По-своему.
— По-своему, — эхом отозвалась Инна. — Только её «по-своему» разрушает нашу семью. Ты не замечаешь? Эти постоянные упрёки, манипуляции, попытки вызвать чувство вины…
Она подошла к окну, глядя на вечерний двор. Где-то там, между детской площадкой и парковкой, сейчас шла её свекровь, убеждённая в собственной правоте и чужой неблагодарности.
— Помнишь, что было в прошлом месяце? — Инна обернулась к мужу. — Когда она без спроса забрала Сашу из садика, потому что ей показалось, что он «бледненький»?
Анатолий помрачнел. Тогда они два часа не могли найти сына, пока не выяснилось, что бабушка увезла его к себе, даже не подумав никого предупредить.
— Или история с днём рождения, — продолжала Инна. — Когда она настояла на своём сценарии праздника, потому что «так правильно». А то, что ребёнок хотел другого — неважно, да?
— Нет, подожди. Давай уже наконец поговорим об этом. О том, как она обесценивает всё, что я делаю как мать. О том, как она игнорирует наши с тобой решения. О том, как она при Саше говорит, что современные методы воспитания — это всё ерунда, а вот «в наше время…»
Анатолий тяжело опустился на стул. Что он мог возразить? Всё это была правда. Мама, при всей её любви и заботе, не умела уважать чужие границы. Не понимала, что времена изменились. Не хотела принимать тот факт, что у молодой семьи может быть своё видение воспитания ребёнка.
— И знаешь, что самое страшное? — голос Инны дрогнул. — Я начинаю её ненавидеть. Правда, Толя. Я ловлю себя на том, что когда звонит телефон и я вижу её номер — у меня внутри всё сжимается. Я не хочу так жить. И не хочу, чтобы Саша рос в атмосфере постоянного напряжения.
В кухне повисла тяжёлая тишина. За окном сгущались сумерки, на детской площадке зажглись фонари. Где-то вдалеке сигналила машина.
