Трава под ногами хрустела, словно тонкое стекло, и утренний воздух пах сырой землёй. Иван Петрович Ковалёв, стоя у сарая, вытирал руки о грубую ткань фартука.
Его взгляд, привыкший подмечать мелочи, скользнул по двору. Светлана, его работница, двигалась к кухне, держа ведро с водой. Её шаги были неровными, будто она боялась наступить на больную ногу. Иван нахмурился. Что-то было не так.
Он прошёл через двор, чувствуя, как утренний холод цепляется за кожу. Светлана, заметив его, выпрямилась, словно солдат перед проверкой. Её лицо, обычно спокойное, напряглось, а глаза метнулись в сторону. Иван остановился у крыльца, глядя, как она ставит ведро.
Рукава её кофты, длинные, несмотря на тёплый день, задрались, открыв запястье. Тёмный синяк, будто клякса, расползался по коже. Спросить? Не спросить?
— Света, ты в порядке? — голос его звучал ровно, но внутри что-то сжалось.
Она вздрогнула, словно от удара. Улыбнулась, но улыбка вышла кривой, как треснувшее стекло.
— Да, споткнулась, — ответила она, отводя взгляд. — На крыльце.
Иван кивнул, не веря. Он знал своё крыльцо — старое, но крепкое, без выбоин. Светлана ушла в кухню, а он остался стоять, чувствуя, как тревога, словно холодная вода, растекается по груди. Что-то было не так.
Он привык доверять чутью, будь то больная корова или потёкшая крыша. И сейчас чутьё кричало: дело серьёзное.
Вечером, сидя у сарая и чиня телегу, Иван заметил мотоцикл. Его рёв, резкий, как лай собаки, разорвал тишину. Мотоцикл остановился у дома Светланы, на краю участка.
Из-под шлема показалось лицо Сергея Белова, участкового. (продолжение в статье)
За полвека своей жизни Таисия Степановна повидала многое, но с настоящими проклятиями ей доводилось сталкиваться лишь дважды. Первым из этих проклятий гулящего мужа наградила собственная жена, когда он привёл домой любовницу, а законную супругу выставил за дверь, отобрав при этом у неё четырёхлетнего сына. Женщина даже не подозревала, что её слова могут иметь силу, и никакого определённого смысла в вопль «Будь ты проклят!» не вкладывала, поэтому для мужчины всё обошлось всего лишь значительным ухудшением его финансового положения. Бизнес начал разваливаться, появились проблемы, но он успел получить информацию о причине своих неудач до того, как всё рухнуло окончательно. Знающий человек проклятие снял, но посоветовал вернуть ребёнка матери, чтобы исключить повторение неприятных последствий в будущем. Мужчина так и сделал, и всё у него теперь в полном порядке.
Второй случай оказался гораздо сложнее. По чьему-то совету к Таисии Степановне обратилась девушка, которая очень хотела иметь детей, но все её беременности заканчивались в самом начале срока, поскольку врачи по результатам генетических анализов давали неутешительные прогнозы. У неё и у мужа всё в порядке было со здоровьем, наследственных отклонений у обоих до этого в семьях не наблюдалось. Обычно в таких случаях всё валят на генетическую несовместимость и «так бывает», но молодая пара сдаваться не хотела. Пошли по бабкам, нацепляли в довесок к своим проблемам ещё и новые, поскольку никто толком в причинах не разбирался, а невооружённым взглядом обнаруживался только отворот, сделанный на парня. «Специалисты» этот отворот снимали, но безуспешно — следующая попытка пополнения семьи снова заканчивалась так же. Отворот возвращался, его снова снимали, и так продолжалось уже довольно долго.
— Пять раз ты беременела, четыре из них прервали, а последний сама скинула, и всё это за три года, — хмуро поделилась Таисия Степановна тем, что увидела, когда заглянула в душу к несчастной гостье. — У тебя тело уже начало привыкать, что всё заканчивается на одном и том же сроке. Сделай перерыв хотя бы пару лет, дай организму отдохнуть и… Как это называется? Перезагрузиться что ли. Врачи тебе разве такой совет не давали?
— Они дают совет сменить партнёра, — поморщилась Эля.
— Ну так это самое логичное решение со всех точек зрения, — кивнула Таисия Степановна. — Это точно не отворот. Он на двоих делается, а на тебе его нет. (продолжение в статье)
— Ты думаешь, я не видела, как ты шепчешься с этим своим "коллегой" в углу на корпоративе? Как он смотрит на тебя? Как вы оба исчезли на полчаса? — Мама, я прошу тебя, не начинай снова. Полина беременна, ей нельзя нервничать. — Беременна! Какое удобное состояние! Теперь мы все должны ходить на цыпочках вокруг твоей драгоценной жены, пока она вынашивает неизвестно чьего ребенка! — Я предупреждаю тебя в последний раз. Еще одно слово, и ты больше не переступишь порог этого дома. — Этот подкидыш никогда не будет носить нашу фамилию — мой Костик бесплоден, а значит, ты нагуляла его на стороне, — прошипела свекровь, глядя на Полину с таким презрением, что воздух между ними, казалось, вот-вот воспламенится. Полина машинально прикрыла живот рукой, словно пытаясь защитить еще не родившегося ребенка от ядовитых слов. Седьмой месяц беременности давался ей нелегко — токсикоз, отеки, постоянная усталость. А теперь еще и это. — Людмила Аркадьевна, — она старалась говорить спокойно, хотя внутри все клокотало от гнева, — мы уже обсуждали это. Константин сдавал анализы повторно. Врачи говорят о чуде, но такое случается. Спермограмма... — Не смей произносить при мне эти мерзкие слова! — взвизгнула свекровь, ударив ладонью по столу так, что чашки подпрыгнули. — Я тридцать лет проработала в медицине! Думаешь, я не знаю, что такое азооспермия? Это не простое бесплодие, это полное отсутствие сперматозоидов! Это не лечится, не проходит само, это навсегда! Полина сжала кулаки под столом. Спор, который начался еще три месяца назад, когда они с Костей объявили о беременности, казалось, никогда не закончится. — Мама, хватит, — Константин вошел на кухню, его лицо было бледным и осунувшимся, как у человека, который не спал несколько ночей подряд. — Мы пришли к тебе на день рождения, а не для того, чтобы снова выслушивать эти обвинения. Людмила Аркадьевна перевела взгляд на сына, и ее лицо мгновенно смягчилось. Всегда так — для сына у нее были только нежность и забота, для невестки — яд и когти. — Костенька, я только хочу защитить тебя, — проворковала она. — Ты слишком добрый, слишком доверчивый. Всегда был таким, с самого детства. Помнишь, как тебя обманул тот мальчишка из соседнего двора? Выманил твой новый велосипед, а взамен дал сломанную приставку? Костя поморщился. — Мне было восемь лет, мама. И это не имеет никакого отношения к Полине и нашему ребенку. — Нашему? — Людмила Аркадьевна горько рассмеялась. — Ты правда в это веришь? После всех тех врачей, которых мы обошли? После всех тех анализов? Полина встала, чувствуя, что еще немного — и она либо расплачется, либо скажет что-то, о чем потом пожалеет. — Я подожду тебя в машине, — тихо сказала она мужу. — Спасибо за чай, Людмила Аркадьевна. С днем рождения. Она вышла из кухни, чувствуя, как спина горит от ненавидящего взгляда свекрови. Проходя через гостиную, она бросила взгляд на семейные фотографии, расставленные на полках. Костя в детстве — худенький, застенчивый мальчик с копной русых волос. Костя-подросток, серьезный, в очках, с какими-то наградами за олимпиады. Костя-студент, уже более уверенный в себе, но все с той же мягкой улыбкой. И ни на одной фотографии не было его отца — тот ушел, когда Косте было всего три года, оставив Людмилу Аркадьевну одну с ребенком. Может, в этом была причина ее гиперопеки, ее болезненной привязанности к сыну? Полина вздохнула и вышла на улицу. Апрельский воздух был свежим после недавнего дождя, пахло мокрой землей и молодой листвой. Она села в машину и закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Ребенок внутри нее шевельнулся, и она машинально погладила живот. — Все будет хорошо, малыш, — прошептала она. — Мы справимся. Костя вышел из дома матери через пятнадцать минут. Его лицо было еще бледнее, чем раньше, на скулах играли желваки. — Прости, — сказал он, садясь за руль. — Она просто... она не может принять мысль, что я могу быть счастлив без ее участия. Полина молча кивнула. Она знала, что бесполезно обсуждать с мужем его мать — это всегда заканчивалось ссорой. Костя был слишком привязан к Людмиле Аркадьевне, слишком зависим от ее одобрения, хотя никогда бы не признался в этом. — Что она сказала после моего ухода? — все же спросила Полина, когда они выехали на главную дорогу. Костя крепче сжал руль. — Ничего нового. Те же обвинения, те же требования сделать тест на отцовство. Полина повернулась к нему. — И что ты ответил? Он бросил на нее быстрый взгляд. — То же, что и всегда. Что я верю тебе и что этот ребенок — мой, независимо от того, что говорят врачи. Полина отвернулась к окну, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. Она любила Костю, правда любила. Он был добрым, заботливым, надежным. Но иногда ей казалось, что в их браке всегда будет трое — она, Костя и его мать, вечно стоящая между ними. (продолжение в статье)
