— Они хотят заложить квартиру. Под кредит. Чтобы Ира могла взять ипотеку и типа отдать потом. Но договор — на нас. На меня, точнее.
Катя замерла. И в глазах у неё зажглось то, что обычно видишь у адвокатов перед заседанием.
— Попробуют. Пусть только сунутся.
На следующий день Наталья устроила «семейный совет». Без чая. Без печенья. С прямой спиной и чётким голосом.
— Ольга Петровна, Дмитрий, Ирина. Слушайте внимательно. Она положила на стол документы. — Это свидетельство о праве собственности на квартиру. На моё имя. Это — на машину. Тоже моё. И вот выписка из закона, любезно предоставленная юристом, где указано, что распоряжаться моим имуществом без моего согласия вы не можете. Вообще.
— Ты что, судиться с нами собралась? — Ольга Петровна села в кресло, как будто её ударили по лбу. — Нет. Я просто больше не дам собой пользоваться.
— Милая, ты не понимаешь! Семья — это помощь друг другу! Поддержка! А ты… ты эгоистка! — завелась Ирина, соскочив с места. — У тебя всё есть, а я одна, с ребёнком, без мужа, без жилья!
— Я не мэрия и не собес, — перебила Наталья. — У меня есть жильё. У тебя — проблемы. Они не автоматически становятся моими.
Дмитрий потянулся к ней, попытался обнять. Тихо.
— Ну хватит, ну… Не надо так. Всё можно решить. Мы же семья…
Наталья отодвинулась.
— Семья? Дмитрий, когда ты в последний раз встал на мою сторону, а не на сторону своей мамы? Когда ты вообще спрашивал меня, прежде чем принимать решения?
Он замолчал. Смотрел в пол.
— Мы просто хотели как лучше…
Поздно вечером она осталась на кухне одна. Катя ушла. Вино допито. Ирина молча заперлась в комнате, где когда-то стоял книжный шкаф бабушки. Ольга Петровна сидела в зале и крутило-вертела пульт, как будто могла перемотать жизнь назад. Дмитрий… ну, он исчез. Просто исчез.
Наталья сидела в кухне, ела мандарины и листала интернет.
Она забила в поиск: «Как подать на развод, если муж зарегистрирован, но не собственник жилья»
В тот момент она не плакала. И не злилась. Только впервые за долгое время почувствовала себя взрослой. Настоящей хозяйкой — хотя бы своей судьбы.
— Ты не подумай, я не против тебя. Просто мама… она же одна, ей тяжело, — Дмитрий стоял в дверях кухни, неуверенно теребя край свитера. Голос — будто у школьника, которого вызвали к директору.
— Я тоже одна, — Наталья не обернулась. Сковородка шкворчала. Она жарила яичницу. Не от голода, от злости. Голод злости, если бы его можно было измерять, был сейчас как перед сдачей сессии после трёхмесячного запоя.
— Ну ты не одна, ты же… — он замялся, — ты же с нами.
— Вот именно, — Наталья развернулась. — С вами. Как чемодан без ручки. Бабушкина квартира, которую вы хотите разменять. Машина, которую вы уже почти продали. И я, как приложение к квадратным метрам. А кто-нибудь вообще спросил — хочу ли я?