И она ушла. Грохнула дверью так, что с подоконника слетела ваза. Не дорогая. Так, икеевский хлам. Но как символ — звучно.
Алексей остался стоять. Молчал. Глаза красные. То ли от недосыпа, то ли от стыда.
— Ты понимаешь, что ты сейчас всё сломала? — тихо спросил он.
— Нет, Лёш. Я починила. Просто отвалилась старая гниль.
Он ушёл в спальню. А Анна осталась сидеть за столом. Одна. С чайником. С пустой кухней. С тишиной, в которой, наконец, не было чужого дыхания.
Сначала было хорошо. Даже чересчур.
Анна просыпалась поздно, без того напряжённого ощущения, будто рядом кто-то дышит, шевелится, смотрит и ждёт кофе. Вместо этого — тишина. Ну, разве что за окном, как обычно, кашлял дед с третьего, курящий прямо на балконе, будто ему квартира — фильтр от сигареты.
Ремонт шёл. Медленно, конечно. Строители были такие же, как все: один бухает, второй вот прям завтра будет , третий — вообще тень, его видели только в момент получения предоплаты. Но квартира наконец начала дышать по-другому. Светло, свободно, по её правилам.
Она даже начала ставить себе в трекер привычек галочки: не написала Алексею , не вспомнила свекровь вслух , не разревелась в душе . Но это всё, конечно, до одного прекрасного дня.
Или, скорее, до визита курьера.
— «Анна Олеговна? Повестка в суд. Под роспись». — парень лет двадцати протянул ей тонкий конверт и ушёл так же быстро, как пришёл. Без злобы, но и без сочувствия. Как будто принёс счёт за электричество.
Она открыла конверт у раковины, где капала вода — с этим у неё тоже был план, сантехник обещал приехать в пятницу. Если, конечно, его не похитят инопланетяне, как в прошлый раз.
Анна читала и не верила. Потом перечитала. Потом села. Потом выругалась — так, чтобы кошка, спавшая на подоконнике, вскочила и недовольно мяукнула.
Людмила Петровна. Мать её бывшего мужа. Подала в суд. На неё. На КВАРТИРУ.
Типа, часть квартиры была подарена Алексею его отцом до брака, значит, она теперь совместная, а раз Алексей уехал, то его часть — вот она, золотая, ждёт, пока на неё падёт свет юстиции и алчности.
— «Сука. Ну просто сука», — выдохнула Анна, вцепившись в столешницу.
Телефон лежал рядом. Блестел экраном, как бы подмигивая: ну давай, позвони. Всё равно ведь не вытерпишь.
Она набрала Алексея. Он ответил сразу, будто ждал.
— Алло? — голос был тихий, даже… виноватый?
— Ты ох@ел? — спокойно, без истерики. Просто проверка связи, так сказать.
— Анют, я… Это не я. Это мама.
— А, ты теперь не мужик, а бумажка, да? Тебя написали и подали?
— Она считает, что у меня есть права. Что я не должен остаться ни с чем…
— Ты остался не с чем, потому что у тебя, блядь, нет хребта. Не потому, что квартира не твоя. Понимаешь разницу?
Там на том конце повисла пауза. Не неловкая. Удушающая.
— Ну поздравляю. Ты её не хотел, но ты в ней. И ты — не на моей стороне.
— Анна, это не навсегда. Мы просто… Мы с мамой подумали, что ты не должна…
— Вы с мамой, — перебила она, — пусть мама теперь тебя и в суд тащит. Вместо сумки.
Анна бросила трубку. Впервые за долгое время — не заплакала.
На следующее утро, в той же футболке, с лохматой головой, она сидела у юриста. Женщина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и взглядом, который, казалось, мог остановить колонну танков.
— Вас просто хотят напугать. Но повестка настоящая, да. — деловито, крутя ручку между пальцами, сказала юристка.
— Что делать? — тихо.
— Бороться. У вас есть все документы. Подарок был ДО брака? Хорошо. Остальное вы купили САМИ? Отлично. Но…
Анна напряглась. Юристка приподняла бровь:
