Он хмыкнул, почти с облегчением. Но не ушёл. Вместо этого пошёл к качелям и сел.
— Я не знаю, чего ты хочешь добиться этим цирком.
— Свободы. И, может, новой жизни, в которой я не боюсь оставить ключи без присмотра. Или уснуть без опаски, что мама мужа сдаст мою спальню кому-нибудь за шесть тысяч в месяц.
— Нет, это самоуважение, — Анна подняла брови. — Ты мог быть со мной, Лёш. Но ты был с ней.
Суд прошёл неожиданно быстро. У Галины Петровны был адвокат — злобная женщина в пиджаке цвета жеваного пепла. Она пыталась доказать, что дача была «семейной», потому что Галина помогала с ремонтом. В суде даже подняли тему огурцов.
— …да, и я тогда настояла, чтобы фасад был светлый, потому что тёмные цвета на даче — это плохо по энергетике, — с придыханием сообщила Галина Петровна.
Анна едва сдержалась, чтобы не захохотать.
Судья — женщина лет пятидесяти, с глазами, в которых явно умерло не одно терпение — посмотрела на документы, выслушала стороны и выдала сухо:
— Собственность Анны Александровны подтверждена. Попытка сдачи без её согласия — неправомерна. Развод удовлетворён. Дом остаётся за истицей.
Как будто вынули занозу из души. Болело, но — чисто.
Галина Петровна сидела, как будто её лично выселили в палатку.
Алексей даже не смотрел в сторону Анны.
— Удачи, — бросила она после заседания. — В жизни, где ты до сих пор сын, а не муж.
Он ничего не ответил.
Анна окончательно переехала. Работала удалённо. Выкинула колонку, сожгла чужую щётку в мангале (символизм!), покрасила дверь в ярко-белый. По утрам пила кофе на веранде и смотрела на утренний туман, который клубился над грядками, как дым после пожара.
Она стала другой. Не «истеричкой», как думала Галина, не «психологически нестабильной», как шептал Алексей друзьям. Просто — женщиной, у которой наконец появилась тишина. И свобода.
Но в ту субботу вечером, когда она сидела с ноутбуком и писала статью, послышался стук. На крыльце стояла Галина Петровна.
Одна. Без сумки. Без вызова. Просто — стояла.
— Я не хочу в дом, — тихо сказала она.
Анна кивнула. Вышла. Села рядом. Молчали минут пять.
— Я была не права, — вдруг произнесла Галина. — Ты была права. Это было твоё. Я… не умею не контролировать.
— А я больше не хочу быть под контролем, — ответила Анна.
— Мне… тяжело быть одной. Лёша теперь живёт у друга. Мы не общаемся. Он обвиняет меня в разводе.
— Он сам развёлся, Галя. С собой. Не со мной.
Тишина снова. А потом:
— Можно я просто посижу тут, на крыльце?
— Можно, — вздохнула Анна. — Только не думай, что я пущу обратно. Всё было. И больше — не будет.
— Я поняла, — кивнула свекровь. — Уже поняла.
Так они и сидели. Две женщины. Одна — с новыми ключами от старого дома. Другая — с пустыми руками и запоздалым раскаянием. Всё было по-честному. Без театра, без скандалов. Просто точка. Большая жирная точка.
