— Около трёхсот пятидесяти тысяч, — тихо ответил он.
— За два месяца долг вырос почти вдвое? — Марина не верила своим ушам. — И как ты собираешься его отдавать? Особенно сейчас, когда я работаю меньше из-за беременности?
— Я работаю над этим, — Сергей смотрел в стол. — Виктория помогает с реструктуризацией.
— И ты ей доверяешь? Женщине, которая выдала тебе заём под грабительский процент?
— У меня нет выбора! — повысил голос Сергей. — Мне некуда больше обратиться!
Марина покачала головой:
— Выбор есть всегда. Ты мог обратиться к Екатерине Петровне. Мог обратиться к моим родителям. Мог, наконец, просто сказать мне правду, и мы бы решали проблему вместе. Но ты выбрал ложь.
— Я возвращаюсь домой. Собирать вещи.
— Что? — Сергей вскочил. — Ты уходишь от меня? Из-за этого?
— Не из-за микрозайма, — устало ответила Марина. — Из-за недоверия. Из-за лжи. Из-за того, что ты предпочёл решать проблемы с бывшей девушкой, а не со мной.
— Но ребёнок… — начал Сергей.
— Ребёнок будет жить со мной, — отрезала Марина. — А ты можешь навещать, когда захочешь. Если захочешь.
— Марина, давай всё обсудим! — Сергей был в панике. — Я всё исправлю!
— Уже поздно, — она повернулась, чтобы уйти, но остановилась. — Знаешь, что самое грустное? Я действительно мечтала о своей квартире. О доме. О семье. Но дом — это не стены, а семья — это не совместное проживание. Это доверие, которого у нас больше нет.
Развод был быстрым. Марина настояла на разделе имущества — квартира была оформлена на обоих, и теперь Сергей должен был выкупить её долю или продать квартиру и разделить вырученные средства. Он выбрал первый вариант — видимо, не хотел терять недвижимость, в которую вложился.
Микрозайм Сергей погасил, взяв деньги у Екатерины Петровны. Видимо, страх перед бабушкиным контролем оказался меньше, чем страх перед коллекторами и бешеными процентами.
Марина вернулась в родительский дом. Объяснила ситуацию, не вдаваясь в подробности — просто сказала, что они с Сергеем не сошлись характерами. Отец и мать приняли её без расспросов, окружили заботой. Они не говорили «мы предупреждали», хотя могли бы — изначально Сергей им не слишком понравился.
В октябре 2007 года она родила дочь. Назвала Алисой — имя, которое когда-то обсуждала с Сергеем и которое ему не нравилось. Теперь можно было не учитывать его мнение.
Сергей приезжал в роддом с огромным букетом роз. Выглядел растерянным и постаревшим. Смотрел на дочь через стекло — к малышке его не пустили из-за простуды.
— Она прекрасна, — сказал он тихо. — Как ты.
Марина промолчала. Все слова были уже сказаны, все мосты сожжены.
— Я хотел бы участвовать в её жизни, — добавил Сергей. — Если ты позволишь.
— Ты её отец, — пожала плечами Марина. — Это твоё право.
— А как же ты? — он посмотрел ей в глаза. — У нас есть шанс?
Внутри что-то дрогнуло — остатки прежних чувств, тоска по несбывшимся мечтам. Но разум был сильнее.
— Нет, Серёж, — покачала головой она. — Между нами всё кончено. Я не могу быть с человеком, которому не доверяю.
Когда Алисе исполнился месяц, Марина получила от Сергея документы о переводе его доли в квартире на её имя.
— Я не возьму, — сказала она, возвращая бумаги. — Это нечестно.
— Возьми ради дочери, — настаивал Сергей. — Вам нужно своё жильё.
— А тебе? — спросила Марина. — Куда ты пойдёшь?
— Перееду к бабушке, — ответил он. — Екатерина Петровна не против. Говорит, дом слишком пуст без меня.
Марина видела искренность в его глазах. Может быть, впервые за долгое время.
— Хорошо, — наконец согласилась она. — Но я выплачу тебе компенсацию, когда встану на ноги.
— Не нужно, — Сергей покачал головой. — Считай это моим вкладом в будущее Алисы.
Первый взнос за их квартиру действительно оказался последним шансом — но не для их брака, а для Сергея стать ответственным человеком. Пусть не мужем, но хотя бы отцом.
Прошло пятнадцать лет. Алиса заканчивала школу, готовилась к поступлению в художественный. Марина поддерживала дочь — в отличие от Екатерины Петровны в случае с Сергеем.
Ипотека была давно выплачена — Марина погасила её досрочно, когда её фотостудия начала приносить стабильный доход. Сергей свою долю так и не забрал, но регулярно помогал с Алисой — и финансово, и эмоционально. Он оказался лучшим отцом, чем мужем.
Со временем Марина простила его. Не для того, чтобы вернуться — для того, чтобы отпустить горечь и двигаться дальше. Поняла, что его ложь родилась не из злого умысла, а из страха разочаровать её, из паники перед ответственностью, из детских травм, нанесённых властной бабушкой.
Интересно, что Екатерина Петровна тоже изменилась. Она трепетно относилась к правнучке, никогда не пыталась контролировать её жизнь с помощью денег или манипуляций. Словно поняла, что потеряла из-за своего характера, и не хотела повторять ошибок.
Иногда, стоя на балконе своей квартиры, Марина думала о том, как причудливо складывается жизнь. Первый взнос по ипотеке, который должен был стать началом их семейного счастья, стал последним шансом для их отношений. Шансом, который они упустили.
Но в каком-то смысле всё сложилось правильно. Она обрела дом — настоящий, свой. Вырастила дочь — умную, талантливую, чуткую. Построила карьеру. Научилась доверять и отпускать.
Первый взнос оказался слишком высокой ценой за их брак. Но не слишком высокой за урок, который она получила: настоящее счастье нельзя купить ни за какие деньги. Его можно только построить — кирпичик за кирпичиком, день за днём, на фундаменте из честности, доверия и любви.
То, чего у них с Сергеем никогда не было.
