— Мужчина? — Антон усмехнулся. — Мужчина — это тот, кто детей не бьет и жену не унижает. Мужчина — это тот, кто семью защищает, а не терроризирует.
Сергей шагнул вперед, но Антон не отступил. Восемь лет назад он был худеньким двенадцатилетним мальчишкой. Теперь — двадцатилетним парнем, который два года таскал мешки на складе и успел побегать по секции бокса.
— Значит, не дашь полочку? — тихо спросил Сергей.
— А если я возьму сам?
Сергей потянулся к шкафу, но Антон перехватил его руку.
— Что, сынок, сильным стал? — Сергей попытался высвободиться, но хватка была железной.
— Сильным. И умным. И знаю, куда звонить, если что.
— Участковому? — засмеялся Сергей. — Думаешь, поверят?
— А я не участковому звонить буду, — Антон отпустил его руку. — Я в опеку звоню. Дашка несовершеннолетняя, а у тебя запрет на общение с ней. Один звонок — и ты отсюда вылетишь.
Сергей побледнел. Он не знал, что сын в курсе всех юридических тонкостей.
— Ты же не посмеешь. Мать не простит.
— Посмею. Мать переживет. А вот Дашка — не знаю. Она тебя боится. Вчера замок на дверь просила.
— Она меня даже не помнит!
— Не помнит сознательно. Но подсознание помнит все. Знаешь, что такое детская травма?
Сергей молчал. Антон продолжил:
— Мама думает, что любовь все исправит. Что семья важнее всего. Но я не готов снова слушать, как она по ночам плачет. Не готов смотреть, как Дашка прячется в своей комнате.
— Я изменился, — сказал Сергей. — Я же обещал.
— Обещал? — Антон горько улыбнулся. — Восемь лет назад тоже обещал. Перед каждым избиением обещал.
— А теперь не пьешь? — Антон кивнул в сторону кухни. — Вчера коньяк с мамой распивал. Сегодня пива взял. Не пьешь?
Сергей стоял посреди комнаты, и Антон вдруг понял — отец растерялся. Привык к слабым, покорным, а тут выросли люди, которые дают отпор.
— Слушай, — Антон сел на кровать. — Не хочу я с тобой воевать. Но и семью под угрозу ставить не буду. Хочешь жить здесь — живи. Но по моим правилам.
— По моим. Дашку не трогаешь — даже словом. Маму не унижаешь. Деньги на стол не требуешь — мы сами зарабатываем. И главное — никакого насилия. Ни физического, ни психологического.
Сергей слушал, сжимая челюсти.
— А если я не соглашусь?
— Тогда до свидания. Дверь вон там.
