— А у вас тут совсем постно, — Марина оглядела миски. — Мяса не покупаете? У нас дома всегда мясо — хоть в суп, хоть к гарниру. А говядину я у вас вообще ни разу не видела.
Татьяна положила ложку и вышла на балкон. В руках — стакан воды, ноги дрожали. Машины гудели внизу, из окна кухни тянуло жареным тестом от соседей.
За спиной зазвенели тарелки. Потом — голос Марины:
— Родственников, выходит, стыдитесь? Живёте тут у моря, и никого не зовёте. Даже не звоните.
Она вернулась на кухню, достала тряпку, стала вытирать стол.
— Мы только устроились, — спокойно сказала она, не глядя. — Тут не до гостей.
— Ну да, конечно. Теперь вы — местные. С квартирой. Всё по-другому стало.
Татьяна выжала тряпку и повесила на кран. Спина ломила. От усталости пульсировала шея. На стене, рядом с выключателем, кто-то уже оставил жирный отпечаток.
Утром, едва посветлело, по квартире уже топали босыми ногами. Сначала — дети, потом Артём, шаркая по полу, потом Марина: стучала зонтом, искала купальник и шляпу, что-то бубнила про крем.
— Мы на море! — прокричал кто-то из коридора. — Вернёмся только к вечеру!
Татьяна открыла глаза, не сразу поняв, где она. Солнечный прямоугольник падал на край кровати. В кухне гремели чашки, кто-то хлопнул дверцей шкафа. Потом — тишина. Слышен только гул «Газели», затихающий внизу.
Она вышла на кухню — пусто. На столе кружка с недопитым компотом, возле раковины — крошки, открытая банка с пюре, смятый чек.
Твоя родня переходит все границы, — не выдержала жена. Чтобы завтра ноги их здесь не было
— Ушли, — сказал Игорь, подходя за ней. Он был уже одет, но без обуви, собирался на работу. — Сказали, что на море — до самого вечера.
Весь день был тёплый, тихий. Дети лепили из пластилина, Татьяна жарила сырники, Игорь перебирал проводку у холодильника. В квартире пахло тестом и мылом.
Ближе к вечеру послышались шаги по лестнице, громкий смех, визг. Первым ввалился Артём, сгоревший до красноты, с полотенцем через плечо и разводами соли на футболке. Следом — дети, загорелые, взмыленные, в песке. Марина вошла последней, держа пакеты и бутылку воды.
— Обгорели все, как раки, — сообщила она. — На море ад, а не жара. Ногу не просунуть, столько народу!
Она открыла холодильник, достала банку сметаны, поставила на стол, не спрашивая. Артём плюхнулся на диван и, не раздеваясь, начал мазать плечи. Дети подбежали, схватили банку и начали растирать её по себе — один прямо сидя на диване, второй — прислонившись к стене. Сметана размазывалась по обивке и свежим обоям, оставляя жирные разводы.
— Осторожно! — крикнула Татьяна, подскочив. — Там же обои!
— Ну чего ты, протрётся, — отмахнулся Артём. — Зато хоть не печёт.
Марина поставила бутылку на стол, села на край табурета.
— У вас, конечно, всё впритык… — протянула она. — Ванны нет, кондишн не работает, еда постная. Но что ж. Родственники же. Потерпим.
Татьяна стояла в проёме, с полотенцем в руках. Она смотрела на диван, на сметану, на обгоревшие плечи, на бутылки на полу. Дышать было тяжело.
