Марина вставала рано, почти по будильнику внутреннему, хотя по сути могла бы и подольше поваляться. Её утро начиналось как у всех: душ, чай, волосы в пучок, кошка на кухонном табурете. Только вот покой в этих ритуалах давно сменился на тревожное напряжение. Дом уже не казался уютным. Дом стал фронтом.
Сергей храпел в спальне, раскинув ноги, как в спортивном лагере. За последние три года его характер будто растворился. Раньше он был заводным, душой компании, шутил, баловал Марину. А теперь — всё чаще молчит, отмахивается, избегает решений. Особенно когда дело касалось матери.
Марина налила себе чай, сделала глоток и закусила губу. На столе — толстая папка с документами, оставленная с работы. Завещания, наследственные дела, дарственные. Казалось бы, чужие семьи, чужие квартиры. А как глянешь — словно зеркало. Те же ссоры, те же манипуляции, та же боль.
Зашуршали тапки. В кухню вошла Вера Михайловна, как всегда — без стука, в своём велюровом халате цвета пыльной розы и с привычной прищуренной улыбкой.
— О, уже на ногах, — произнесла она с тем тоном, в котором под «О» слышалось «Что ты тут опять мутничаешь».
Марина кивнула, постаравшись не выдать раздражения.
— Как спалось? — спросила она, наливая свекрови чай.
— Да как спится, когда каждый шорох слышно, — вздохнула Вера Михайловна, села и расправила халат. — Стены — как бумага. Всё слышу. Даже как ты вчера в туалете кашлянула.
Марина сдержанно усмехнулась.
— Извините, что не умерла тихо.
— Не начинай, — свекровь сделала глоток, отодвинула сахарницу. — Я просто говорю. По-человечески. По-доброму. У нас семья — надо уважать друг друга.
Она всегда так начинала — «по-доброму». Потом шёл упрёк, завуалированный под заботу.
— Я, между прочим, тебе как дочери, — продолжила она, глядя в окно. — А ты всё держишься за свою квартиру, как за иконостас. Там ведь пусто стоит. Пыль копится. А Витя-то? Мальчишка ведь толковый, просто не повезло. Разок оступился, это с кем не бывает. А ты — «не отдам, не продам». Как будто он тебе враг.
Марина молчала, сжимая кружку.
Витя. Брат Сергея. Тридцать два года, два развода, три кредита и четыре месяца, как снова без работы. Его попытки «начать с чистого листа» были регулярны, как зарплата. Только вот зарплаты у него не было.
— Вера Михайловна, квартира — это моё наследство. От отца. Он сам завещал мне. Я не хочу её трогать. Это моя подушка безопасности, — Марина говорила спокойно, но внутри всё сжималось.
— Подушка? — переспросила свекровь, усмехнувшись. — Подушка — это когда мягко и удобно. А тут — эгоизм чистой воды. У вас семья. А ты, извиняюсь, копишь на чёрный день. А вдруг его не будет, этот день? Зачем тогда жить, Марина?
Сергей появился в проёме, почесывая затылок. В трусах и футболке с надписью «Сочи 2009».
— Доброе утро, — пробормотал он и сел, налил себе чай. — Что-то шумновато у вас тут.
Марина посмотрела на него, ожидая поддержки.
— Скажи, Серёж, — обратилась Вера Михайловна, будто заранее подготовившись. — Ты ведь сам понимаешь: квартира простаивает. А Витя просил не навсегда. Ну хоть пожить пока. Пока на ноги встанет.
Сергей пожал плечами, избегая взгляда жены.
— Я не знаю, мам. Это Маринина квартира.
— Вот именно, — Марина поднялась. — И пока я жива — она моей и останется. Не надо делать из меня ведьму, которая издевается над несчастным родственником.
