— А я ему: «Лучше торгашка, чем целыми днями в клетке сидеть!» Только после свадьбы он совсем озверел. Любовницу завел, а меня во всем винил. И что команда не ладится, и что соревнования проигрывают. Я от него ушла. А родителям продолжала рассказывать, что у меня все классно.
— В хостеле с мигрантами. Питалась как попало, чуть желудок не испортила. Стала болеть, худеть. Меня с продуктовых рядов убрали — мол, вид непрезентабельный. Пошла сувенирами торговать, там выручка совсем слабая. Денег хватало в основном на лекарства.
Юля закрыла лицо руками:
— Чем дальше, тем страшнее. Потом подумала — больше не могу. Поеду домой, повинюсь, покаюсь. Не прогонят же! Добралась сюда — отдельный разговор, даже вспоминать не хочу. Иду по родному городу, думаю: «Наконец-то дома!» И надо же — в этот момент мама звонит. Я опять не смогла признаться, снова стала рассказывать, что в аэропорту, улетаем…
— Вижу — стоит на тротуаре наш учитель, слушает мои бредни и смотрит на меня с таким недоумением, даже брезгливостью. Я быстро с мамой попрощалась и побежала. Бегу, а самой так стыдно, так противно! Кому я, такая лживая дрянь, нужна? Маме? Брату Диме? Они замертво упадут, как увидят, какая родственница заявилась!
— Добежала до моста и чуть не с разбега в реку бросилась. Знаешь, что хуже всего? Вода оказалась обжигающе холодной! Всю сковало, а я не тону! Надеялась — вода в одежду наберется, на дно потащит. А не получается! Зубами стучу, не знаю, сколько барахталась, пока не отключилась.
Витя смахнул со лба выступивший пот:
— Эх, Юлька! Что ж ты с собой сделала? И ради кого? Ради неудачника-баскетболиста?
— Не напоминай мне о нем! — попросила она.
— Я вчера с твоей мамой разговаривал. Она чувствует, что ты что-то недоговариваешь, переживает. Давай позвоню, пусть придет?
Юля сначала замотала головой, потом заплакала:
— А может, и правда… Пусть лучше здесь меня увидит под капельницей, чем в том пуховике.
Через час Анна Петровна была возле дочери. Она обняла ее, гладила по коротким волосам и приговаривала:
— Не надо, мамочка, ну не надо…
Через две недели усиленного питания, прогулок и витаминов Юля заметно похорошела. На щеках вновь появились ямочки, губы приобрели здоровый розовый цвет. Проходя мимо ее палаты, один из врачей даже присвистнул:
— Какие красотки у нас лежат!
Но Павел Сергеевич тут же его осадил:
— Простите, но я сказал неправду. Юля мне не сестра, а невеста. Так что проходите мимо.
— Эх, — вздохнул доктор, — какая непослушная молодежь пошла! Все по-своему делают!
Идя по коридору с букетом, который подарил Витя в честь выписки, Юля щедро улыбалась врачам, медсестрам, санитарам. Благодарила всех и прощалась.
Работники морга, куривших у выхода, увидев ее, почтительно поклонились, а потом переглянулись с недоумением.
Она шла домой и впервые за несколько лет от души хотела жить. И не просто жить, а любить и быть любимой. Потому что именно сегодня Витя предложил ей стать его женой.
