— Пусть подождёт пять минут, — Александра дописывала письмо по новой аренде. Она собиралась снимать ещё одну студию — под новый проект. И это, если уж честно, было просто попыткой не думать. Не думать про Ваню. И тем более — про его мамочку.
В дверь кабинета вдруг постучали. Без звонка. Без предупреждения. И, конечно же…
— Ольга Петровна?! — Саша даже не встала. Только взглядом прошлась по меховой жилетке, старомодной сумке и серебряным серьгам с цепочками. Всё как всегда. Как будто она пришла не в ателье, а на собрание кооператива по вопросу установки новых урн.
— Александра. Добрый день, — свекровь зашла, как будто была хозяйкой этого места. — Мне надо поговорить. Срочно.
— Только если стоя, — Саша откинулась на спинку кресла. — У меня совещание через три минуты. И нервов больше нет.
— Ты разрушаешь семью, — голос у Ольги Петровны был с интонацией школьной завучихи. — Ты выгоняешь Ивана из его жизни. Он страдает.
— Он спит у тебя на диване и ест твой борщ. Это и есть его жизнь.
— Ты ещё пожалеешь, девочка. Деньги — не всё. Ты думаешь, если у тебя бизнес, ты можешь делать что хочешь? А брак? А семья?
— Брак — это когда муж и жена. А не муж и его мама.
Ольга Петровна сузила глаза.
— Я не позволю тебе разрушить моего сына.
— Он справится. Ему тридцать девять. Он взрослый мальчик.
— Ты была ему не пара, — свекровь кивнула на ткани на полке. — Игрушки эти свои шьёшь. А в жизни не разбираешься.
Саша встала. Медленно. В глазах её было спокойствие, которого у неё не было уже давно.
— Знаете, Ольга Петровна. Вы правы. Я и правда игрушки шью. Только это — куклы для сцены Большого театра. А ещё — свадебные платья для женщин, которые уважают себя. А вы… ну, вы пришли ко мне на работу, чтобы меня унизить. Поздравляю. Это было унизительно. Но не для меня.
Она повернулась к Лене:
— Пусть клиентка зайдёт. У нас тут свободно. А вы, Ольга Петровна… — она снова повернулась к свекрови, — …заберите из дома ваши кастрюли. Сегодня до восьми. Потом я их выброшу.
— Ты пожалеешь об этом.
— Нет. Это вы пожалеете, что воспитали такого сына. — Только не говори мне, что ты опять связываешься с Танькой! — голос Ивана в трубке дрожал от плохо скрытого раздражения. — Она тебя кинет. Как в девяносто девятом с тем магазином сумок.
— Во-первых, это было двадцать лет назад. Во-вторых, это был не магазин, а шоурум. А в-третьих — не тебя, Ваня, она тогда подвела, а меня. Так что не тебе решать, с кем я связываюсь, — Александра поставила на стол чашку с кофе и села у окна. — Танька предлагает открыть мультибренд на Бауманской. Идея здравая. Риски я понимаю. Деньги — мои.
— Наши, если быть точным, — процедил Иван.
— Нет. Мои, — резко ответила Саша. — Это деньги от аренды квартиры на Автозаводской. Помнишь? Моей квартиры. До брака.
— Ну да, ну да… Только за коммуналку, между прочим, я платил три года, пока ты развивала своё «баловство», — не выдержал Иван.
— А ты — всё про деньги, — усмехнулась Александра. — Ну, может, ты мне и за воду заплатил. Но точно не за уважение.
Она отключила звонок, не дожидаясь ответа. Телефон она тут же перевела в авиарежим — пусть подумает, что разрядился.
Вот уж правда — лучше иметь в жизни двух бывших, чем одного такого настоящего, — подумала Саша и вернулась к таблице по бизнес-плану. Татьяна обещала, что за три месяца они отобьют вложения. Сумма была не космос — полтора миллиона, но для Александры это были её единственные свободные деньги. И символ. Шанс начать с нуля — без Вани, без мамы Вани, без их борща, совета, термоса и подковырок.
Татьяна приехала к вечеру — как обычно, с вином, без еды и в кожаной куртке, как у байкера-пенсионера. Вечно уверенная, слишком громкая, со смехом, которым можно было открывать пивные бутылки.
