— Ты серьёзно сейчас? — голос Ольги дрожал, но глаза были холодными, как морозное стекло. — Скажи, что это шутка. Ну, давай, скажи, что это какая-то идиотская шутка, Лёш.
— Не начинай, — тихо сказал Алексей, не поднимая взгляда от чашки с остывшим кофе. — Ну что ты… Зачем ты так?
— Я так, потому что ты подарил моей свекрови мои же серьги! — Ольга встала из-за стола, отодвигая стул с таким скрипом, что в прихожей даже кот вздрогнул. — Я их на себе видела! Она была в них на своём юбилее. Четыре дня назад. Красиво так сияли. Как будто она не пенсию получает, а рубит бабло на OnlyFans.
— Ну хватит, — раздражённо бросил Алексей. — Ты же знаешь, ей сейчас тяжело. Она в возрасте, одна, папа умер. Это просто… просто подарок. Я хотел сделать ей приятно.
— Ты сделал приятно. Только не ей, а себе. Потому что мама сказала: «Подари!» — и ты поджал хвост. Не подарок это, Лёш. Это — предательство.
Алексей встал. Побрёл к окну, как будто там можно было найти ответы. Или хотя бы мужество.
— Это всего лишь серьги, Оля. Что ты так раздуваешь из мухи слона?
— Всего лишь серьги? — Ольга вдруг рассмеялась. Жестко, надтреснуто. — Ты совсем забыл, да? Это серьги бабушки моей. Она мне их отдала на свадьбу. Ты даже тогда глаза вытер, когда я надела их первый раз. Или ты и тогда просто кашлянул?
— Я не верю, что ты мог это сделать, — тихо сказала она, сев обратно. — Хотя, наверное, уже верю. После того как ты позволил ей командовать у нас дома, открывать мои шкафы и называть меня «силиконовой пустышкой», я должна была понять. Ты — не муж. Ты сын. Только сын.
— Хватит. — Алексей развернулся. Глаза его были мокрыми, и не от эмоций, а от злости. — Ты вечно на неё. Да, она может быть грубой. Но она моя мать. И я буду её защищать. А ты… ты никогда не пыталась наладить с ней отношения.
— Наладить? — Ольга фыркнула. — Я с ней пироги пекла. Вместе. Хоть это и было похоже на шоу «Кто отравит кого быстрее». Я ей машину дала, когда у неё аккумулятор сел. Я с ней ездила на рынок за картошкой! Лёш, я даже выслушала её монолог про то, что я не женщина, а «пластиковая фея с пустыми глазами». Ты это слышал? Или у тебя тогда тоже было «ухо заложено»?
— Ты меня загоняешь в угол, — буркнул он. — Всё у тебя — ультиматумы.
— Да? — спокойно сказала она, поднимаясь и беря с вешалки пальто. — Тогда я дам тебе настоящий ультиматум. Или ты вернёшь серьги. Или мы разводимся.
Он открыл рот. Потом закрыл. Потом снова открыл.
— Оль, ну не надо… Давай поговорим.
— Мы говорим, — холодно сказала она. — Только ты не слышишь. Ты никогда не слышишь, Лёш. Ты вечно между мной и ней. И вот теперь серьги — не мои. Может, и ты — тоже?
— Уже поздно. Драма уже идёт, Алексей. И она без антрактов.
Она вышла, захлопнув за собой дверь. Кот, поджидавший в коридоре, метнулся к ней, но Ольга его не заметила. Или не захотела замечать.
На улице моросил мелкий дождь, тот самый, который будто капает прямо на сердце. Она шла быстро, почти бегом, не замечая ни прохожих, ни витрин. Только в голове гремело одно: «Он выбрал её. Он отдал ей мои серьги. Он — не мой».
Когда Ольга пришла домой вечером — уставшая, промокшая, но уже без слёз, — Алексей сидел на диване. В руках он держал маленькую бархатную коробочку.
— Вот. — Он протянул её молча.
— Что это? — Ольга не торопилась подходить. Обувь не сняла, капли с куртки стекали на пол.
