Удар был точным. Все эти годы свекровь внушала Павлу, что жена должна во всём слушаться мужа, не спорить, не перечить. И он постепенно принял эту модель. Сначала мелочи — куда поехать в отпуск, какую мебель купить. Потом серьёзнее — Лена ушла с любимой работы, потому что Павел решил, что ей лучше сидеть дома с детьми. Она согласилась, думая, что это временно. Но временное стало постоянным.
— Галина Петровна, вы же понимаете, что это незаконно? Нельзя заставить человека отказаться от его прав.
— Кто тебя заставляет? — свекровь развела руками с невинным видом. — Я просто прошу. Ради счастья моего сына. Ради ваших детей. Разве плохо, когда всё имущество оформлено на отца семейства? Так надёжнее.
Для кого надёжнее? Лена прекрасно понимала подтекст. Галина Петровна всегда считала, что сын женился неудачно. Теперь она хотела подстраховаться — если Павел разведётся, бывшая жена не получит ничего. Идеальный план. Жестокий, циничный, но идеальный.
Входная дверь хлопнула. Знакомые шаги по коридору — Павел пришёл. Он появился в дверях кухни, и Лена с тоской отметила, как он избегает её взгляда. Высокий, всегда такой уверенный в себе, сейчас он выглядел неловко, словно школьник, вызванный к директору.
— Привет, — буркнул он, целуя мать в щёку. Лене досталось только кивок.
— Павлуша, я всё объяснила твоей жене, но она упрямится, — Галина Петровна тут же перешла в наступление. — Может, ты ей растолкуешь? Она тебе больше доверяет.
Павел наконец посмотрел на жену. В его глазах мелькнуло что-то похожее на стыд, но он быстро взял себя в руки.
— Лен, это действительно важно. Мама хочет переоформить на меня дачу и квартиру в центре. Но для этого нужны эти документы. Чистая формальность.
— Формальность, после которой я остаюсь ни с чем? — Лена встала из-за стола. Ноги дрожали, но она заставила себя стоять прямо. — Паша, ты понимаешь, что она просит?
— Не драматизируй. Мы же не собираемся разводиться. Какая разница, на ком записано имущество?
Его тон был небрежным, но Лена знала мужа достаточно хорошо. Он нервничал. Теребил брелок от машины — верный признак волнения. Значит, понимает, что делает. Понимает и всё равно делает.
— Если нет разницы, тогда оставим всё как есть, — парировала Лена.
— Не упрямься! — вспылил Павел. — Мама старается для нас! Для наших детей! А ты что? Только о себе думаешь?
Обвинение было несправедливым и оттого особенно болезненным. Все эти годы Лена думала о семье. Бросила карьеру, переехала в район поближе к свекрови, терпела её постоянные придирки и упрёки. И вот теперь её выставляют эгоисткой за то, что она не хочет остаться на улице.
— Я думаю о наших детях. О том, что будет с ними, если со мной что-то случится. Кто их защитит?
— От кого защитит? От меня? От родного отца? — Павел повысил голос. — Да ты с ума сошла!
— Павлуша прав, — вмешалась Галина Петровна. — Ты оскорбляешь его такими подозрениями. Нормальная жена доверяет мужу.
Они действовали слаженно, как отрепетированный дуэт. Мать подливала масла в огонь, сын взрывался. Классическая схема — плохой и хороший полицейский, только наоборот. Оба плохие, просто по-разному.
Лена посмотрела на них — на мужа, которого когда-то любила, на свекровь, которую пыталась если не полюбить, то хотя бы уважать. Они стояли плечом к плечу, единым фронтом против неё. В этот момент она поняла простую истину: она здесь чужая. Всегда была и всегда будет. Для Галины Петровны она — временная помеха, которую нужно нейтрализовать. Для Павла — удобное дополнение к его жизни, которое должно знать своё место. — Знаете что? — Лена взяла сумку. — Я подумаю.
