Это была правда – Эмилия, точнее, Настя, так ее теперь звали, была очень похожа на мою мать. Такая же тоненькая, невысокая, с детским голоском и беззащитным лицом. В целом черты лица не были прям идентичными, но вот выражение – один в один.
Я же вся была в отца, в чем мама всю жизнь меня обвиняла, называя «каланчой», «дылдой» и «жирафой». Иногда я думала, что лучше бы он забрал меня с собой, когда ушел, но сразу же после этой первой слабости на меня обрушивалось чувство вины – неужели я и правда хотела бы, чтобы мама осталась совсем одна?
Теперь мама была не одна. Нет, Эмилия к ней не переехала (можно я буду называть ее так?), но она частенько к ней приезжала, а уж созванивались они по пять раз на дню. Она затеяла у мамы ремонт, хотя я сделала его собственноручно только год назад – мне было больно смотреть, как две ловкие женщины в синей робе отрывали обои с голубыми цветочками, которые я с так долго согласовывала с мамой, как снимают светильники, за которые я отдала целую кучу денег… Эмилия ничего не согласовывала с мамой, но маме внезапно все нравилось – и красные с золотом обои, и сверкающая тысячей граней хрустальная люстра… Нет, это все не было в каком-то древнем уродском стиле, все было как раз очень круто и современно, я и не знала, что золото и хрусталь могут смотреться так стильно, а ведь я дизайнер.
— Я же тебе говорила – не стоит тебе идти в дизайнеры, у тебя совсем нет вкуса! Вот у Настеньки есть вкус, хотя она никогда на это не училась.
Мама, в отличие от меня, легко приняла новое имя своей старшей дочери.
Нужно отдельно сказать про то, кем была Эмилия. Она была нутрициологом, но прежде всего блогером – вела страницы в соцсетях, снимая чуть ли не каждый момент своей жизни. Встречу с мамой и со мной она тоже выложила в сеть, и я злилась, что она даже не спросила у меня разрешения – на видео я была лохматая, с выпученными глазами и смазанной помадой.
— Учись у старшей сестры, — сказала мне как-то мама. – Тебе тоже стоит рекламировать себя в интернете, иначе у тебя так и будет полтора клиента в год.
Эмилия и сама лезла ко мне с разными предложениями, обещала прорекламировать меня в своем блоге и так далее. Ее попытки подружиться выводили меня из себя – как будто можно вот так, только по факту общего ДНК, стать внезапно близкими людьми. К тому же я совсем не была уверена в том, что эта ДНК у нас общая.
Да, я всегда была подозрительной. А тут такое внезапное появление… С чего я должна ей верить? Эмилия рассказывала, что она узнала о том, что является приемной случайно, хотя всегда об этом подозревала. Ее мать умерла рано, а бабушка была с ней так строга, что сложно было поверить в то, что она хотя бы немного ее любит. Сначала Эмилия думала, что просто бабушка не верит, что она родилась от ее сына, считает, что мать ее «нагуляла», поэтому ее ненавидит, но однажды она услышала их с папой разговор, из которого узнала, что мама нашла ее на вокзале и похитила, потому что десять лет пыталась родить своего ребенка и не могла. Почему она так поступила, как смогла оформить документы, Эмилия так и не узнала – отец начал терять память, что-то вроде раннего Альцгеймера, и выспросить у него она ничего не успела. А бабушка… Бабушка умерла. Но она всегда помнила о том, что где-то у нее есть настоящая мама, которая ищет ее, и она решила во что бы то ни стало ее отыскать, даже обращалась на передачу «Жди меня». Все, что она знала, это что ее украли на вокзале и свой примерный возраст. А еще у она помнила, что в детстве у нее было желтое платье, которое мама не разрешала ей одевать. Поэтому, когда она случайно прочла в статье про девочку в желтом платье, пропавшую на вокзале, сразу поняла – это она. К тому же она была очень похожа на маму.