— Да как ты смеешь усомниться в моей честности? – кричала Наташа на Гришу. – Я честная порядочная женщина! Я родила тебе ребенка!
А ты сам знаешь, какая сложная у меня была беременность! Как трудно проходили роды! И ты смеешь меня упрекать, что я тебе была неверна?!
— Наташа, это просто тест, — мямлил Гриша. – Всего лишь доказательство, того, что Костя мой сын.
— Что мне теперь делать? – спросил Гриша, сидя за столом и уткнувшись лбом в столешницу. – Что делать-то?
— Если посмотреть, что получилось от твоих действий, — качая головой, произнес Рома, — тебе лучше вообще ничего не делать.
— А жить мне сейчас как? – Гриша приподнял голову и снова опустил ее на столешницу я четко различимым глухим ударом.
— Вот стол нам ломать не обязательно, — сказала Света, — а советы раньше надо было слушать!
Он поднял голову, в глазах стояли слезы:
— Ну, д...! Согласен! Наворотил! Сейчас-то мне что делать?
Горько видеть взрослого и сильно мужчину, плачущего от обреченности и собственного бессилия. Единственное, чем можно его окончательно добить – это жалость.
Но Рома со Светой жалеть его не собирались.
— Вот когда ты три года назад пришел за советом, — сказал Рома, игнорируя истерику друга, — тебе дали хороший совет. Да и проблема была решаема.
А сейчас, друг мой, ты пришел с задачкой, у которой нет решения! Какой мы можем сделать из этого вывод?
Гриша смотрел на друга с болью в глазах.
— Сразу надо было слушать, что тебе умные люди говорят! – ответила Света. – А сейчас, даже не знаю, пишите письма!
— Куда писать? – опешил Гриша.
Проблемы были настолько весомыми, что решить их какими-то письмами вряд ли бы получилось. А тут – «пишите письма!»
— Деду Морозу напиши, в небесную канцелярию, на деревню дедушке, черту лысому…
Гриша понял, что над ним издеваются.
— Что ж вы за друзья такие? Я к вам за помощью пришел! За поддержкой! А вы только насмехаетесь! – вскричал Гриша. – Человек в безвыходном положении, так нет бы, посоветовать что-то дельное! А они!
— А ты орать перестань и сядь! – прикрикнул Рома.
— А чего она про письма говорит? – Гриша кивнул на Свету.
— Потому что эту жизнь ты уже профукал! – огрызнулась Света. – Подавай прошение, чтобы тебе новую выдали!
— Ты издеваешься? – Гриша, только сев, снова вскочил. – Все вы бабы одинаковые! Вам бы только над мужиком поиздеваться!
— А как вас иначе учить? – прокричала Света. (продолжение в статье)
— Ты думаешь, я не видела, как ты шепчешься с этим своим "коллегой" в углу на корпоративе? Как он смотрит на тебя? Как вы оба исчезли на полчаса? — Мама, я прошу тебя, не начинай снова. Полина беременна, ей нельзя нервничать. — Беременна! Какое удобное состояние! Теперь мы все должны ходить на цыпочках вокруг твоей драгоценной жены, пока она вынашивает неизвестно чьего ребенка! — Я предупреждаю тебя в последний раз. Еще одно слово, и ты больше не переступишь порог этого дома. — Этот подкидыш никогда не будет носить нашу фамилию — мой Костик бесплоден, а значит, ты нагуляла его на стороне, — прошипела свекровь, глядя на Полину с таким презрением, что воздух между ними, казалось, вот-вот воспламенится. Полина машинально прикрыла живот рукой, словно пытаясь защитить еще не родившегося ребенка от ядовитых слов. Седьмой месяц беременности давался ей нелегко — токсикоз, отеки, постоянная усталость. А теперь еще и это. — Людмила Аркадьевна, — она старалась говорить спокойно, хотя внутри все клокотало от гнева, — мы уже обсуждали это. Константин сдавал анализы повторно. Врачи говорят о чуде, но такое случается. Спермограмма... — Не смей произносить при мне эти мерзкие слова! — взвизгнула свекровь, ударив ладонью по столу так, что чашки подпрыгнули. — Я тридцать лет проработала в медицине! Думаешь, я не знаю, что такое азооспермия? Это не простое бесплодие, это полное отсутствие сперматозоидов! Это не лечится, не проходит само, это навсегда! Полина сжала кулаки под столом. Спор, который начался еще три месяца назад, когда они с Костей объявили о беременности, казалось, никогда не закончится. — Мама, хватит, — Константин вошел на кухню, его лицо было бледным и осунувшимся, как у человека, который не спал несколько ночей подряд. — Мы пришли к тебе на день рождения, а не для того, чтобы снова выслушивать эти обвинения. Людмила Аркадьевна перевела взгляд на сына, и ее лицо мгновенно смягчилось. Всегда так — для сына у нее были только нежность и забота, для невестки — яд и когти. — Костенька, я только хочу защитить тебя, — проворковала она. — Ты слишком добрый, слишком доверчивый. Всегда был таким, с самого детства. Помнишь, как тебя обманул тот мальчишка из соседнего двора? Выманил твой новый велосипед, а взамен дал сломанную приставку? Костя поморщился. — Мне было восемь лет, мама. И это не имеет никакого отношения к Полине и нашему ребенку. — Нашему? — Людмила Аркадьевна горько рассмеялась. — Ты правда в это веришь? После всех тех врачей, которых мы обошли? После всех тех анализов? Полина встала, чувствуя, что еще немного — и она либо расплачется, либо скажет что-то, о чем потом пожалеет. — Я подожду тебя в машине, — тихо сказала она мужу. — Спасибо за чай, Людмила Аркадьевна. С днем рождения. Она вышла из кухни, чувствуя, как спина горит от ненавидящего взгляда свекрови. Проходя через гостиную, она бросила взгляд на семейные фотографии, расставленные на полках. Костя в детстве — худенький, застенчивый мальчик с копной русых волос. Костя-подросток, серьезный, в очках, с какими-то наградами за олимпиады. Костя-студент, уже более уверенный в себе, но все с той же мягкой улыбкой. И ни на одной фотографии не было его отца — тот ушел, когда Косте было всего три года, оставив Людмилу Аркадьевну одну с ребенком. Может, в этом была причина ее гиперопеки, ее болезненной привязанности к сыну? Полина вздохнула и вышла на улицу. Апрельский воздух был свежим после недавнего дождя, пахло мокрой землей и молодой листвой. Она села в машину и закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Ребенок внутри нее шевельнулся, и она машинально погладила живот. — Все будет хорошо, малыш, — прошептала она. — Мы справимся. Костя вышел из дома матери через пятнадцать минут. Его лицо было еще бледнее, чем раньше, на скулах играли желваки. — Прости, — сказал он, садясь за руль. — Она просто... она не может принять мысль, что я могу быть счастлив без ее участия. Полина молча кивнула. Она знала, что бесполезно обсуждать с мужем его мать — это всегда заканчивалось ссорой. Костя был слишком привязан к Людмиле Аркадьевне, слишком зависим от ее одобрения, хотя никогда бы не признался в этом. — Что она сказала после моего ухода? — все же спросила Полина, когда они выехали на главную дорогу. Костя крепче сжал руль. — Ничего нового. Те же обвинения, те же требования сделать тест на отцовство. Полина повернулась к нему. — И что ты ответил? Он бросил на нее быстрый взгляд. — То же, что и всегда. Что я верю тебе и что этот ребенок — мой, независимо от того, что говорят врачи. Полина отвернулась к окну, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. Она любила Костю, правда любила. Он был добрым, заботливым, надежным. Но иногда ей казалось, что в их браке всегда будет трое — она, Костя и его мать, вечно стоящая между ними. (продолжение в статье)
— Костя, я не верю своим ушам!
— Мама, не лезь, пожалуйста! Мы сами разберёмся.
— Да что ж вы не понимаете, что это слишком много!
— Тебе какая печаль? Мы помощи не просим, — процедил сквозь зубы Костя и прервал разговор.
А мать Кости, Анна Васильевна, так и застыла с телефоном в руках. Она никак не могла переварить услышанное.
Обоим супругам, Вике и Косте около тридцати, а женаты они восемь лет. Хорошая семья, где царит любовь и взаимопонимание. Никогда не ругаются, не ссорятся, всё решается тихо и мирно, без конфликтов.
Поначалу Анна Васильевна очень ждала внуков. Однако дети не спешили с этим вопросом. То ли они карьеру хотели построить, то ли крепче на ноги встать, Анна Васильевна не уточняла, стеснялась. Она вообще была очень довольна их браком и боялась спугнуть счастье своим вмешательством, потому молчала. А когда уже устала намекать и так и этак, вдруг узнала, что Вика наконец-то беременна.
Вика нравилась Анне Васильевне чрезвычайно: тихая домашняя девочка, хорошая хозяйка. Она отлично управлялась с ведением дома. Сын всегда был обстиран, обглажен, кухня сияла, полы блестели. Анна Васильевна даже удивлялась, всё же возраст довольно юный, сверстницы Вики гуляли, да развлекались и редко сидели дома, а она… Всё дела себе находила, трудилась, как пчёлка. Как-то сын даже пожаловался матери, что, мол, это уж слишком. Пришел с работы, а она (тоже недавно пришедшая с работы) не сидит, не отдыхает, а начищает плитку в ванной. И не чем-нибудь, а старой зубной щёткой. Это при том, что на кухне Костю ожидал вкусный ужин. Когда она только успела?
— Мам! Это обязательно наводить такую чистоту? Меня это даже пугает немного, — спросил он мать потом по телефону.
— Ну… — замялась Анна Васильевна. — Межплиточные швы трудно отчистить и чтобы они были белыми их натирают… Слушай, не забивай себе голову! Отличная у тебя жена. Вика молодец! Это же хорошо! А то знакомая вон жалуется, что наоборот невестки никогда дома нет. Пыль клоками по полу катается.
— У нас не катается, — похвалился Костя. — Вика такого не допустит. (продолжение в статье)