— Ну здравствуй, дочка! Сколько лет, сколько зим! Может пора забыть прошлые обиды? — Вера глядела на дочь, пытаясь изобразить доброжелательную улыбку.
— Ты зачем пришла? — Тамара хмуро посмотрела на мать.
Помятая, с опухшим лицом и спутанными седыми волосами, в старом, засаленном платье женщина не вызывала у Томы ничего, кроме отвращения.
«Боже, ей ведь всего пятьдесят, а выглядит, как старуха», – подумала она.
— Дочка, я очень больна, мне нужны деньги на лечение, — жалостливо проговорила Вера.
Руки ее тряслись, скрюченные пальцы с давно нечищеными ногтями сжимали потертую тряпичную сумку.
Лицо Тамары скривилось, и она язвительно произнесла:
— Ты больна? Оспади! Какое несчастье. Я сейчас расплачусь!
Встреча с матерью всколыхнула в душе Тамары все болезненные воспоминания, которые она пыталась забыть.
Вера растила Тому одна. Отца у девочки не было, он ушел от матери, когда та была беременна.
Вера ненавидела его и срывала свою ненависть на дочери. Она часто говорила Тамаре, что та такая же уродина и тупица, как ее отец.
— Что из тебя вырастет? — сокрушалась Вера. — Ни рожи, ни кожи, ни мозгов нет. Вся в папашу уродилась. Будешь улицы подметать — вот твой удел.
Вера не занималась воспитанием дочери. Она любила выпить и часто меняла ухажеров. Девочка была предоставлена сама себе.
Однако она не болталась по улицам, как другие дети нерадивых мамаш, а штудировала учебники. С ранних лет понимала, что ей не на кого надеяться, и она должна сама пробивать себе дорогу в жизни.
Училась Тамара хорошо. Учителя любили ее за старательность и трудолюбие и подтягивали по тем предметам, которые ей плохо давались. (продолжение в статье)
Андрей сидел за кухонным столом, механически помешивая давно остывший кофе. Ложечка тихонько позвякивала о края чашки – той самой, с васильками, что Лена когда-то купила на деревенской ярмарке. "Смотри, прямо как твои глаза", – смеялась она тогда, протягивая ему этот нехитрый подарок. Сейчас эти васильки выцвели, но он всё равно пил только из неё.
За окном октябрь раскрашивал деревья в золото и багрянец. Лена любила эту пору. Всегда говорила, что осень – время чудес. А теперь...
– Папа! Папочка! – голос шестилетнего Саши ворвался в тяжёлую тишину квартиры. – Иди скорей сюда! Папа!
Андрей вздрогнул. В голосе сына звенело столько радости, что на мгновение показалось – всё как раньше, когда они были втроём.
– Что такое, сынок? – он поднялся, чувствуя, как ноют колени. Последнее время он старел не по дням, а по часам.
Саша стоял у окна в гостиной, прижавшись носом к стеклу. Его маленькие ладошки оставляли на поверхности влажные отпечатки, и в другое время Андрей обязательно сделал бы замечание. Но сейчас...
– Папа, это же мама! – мальчик возбуждённо указывал куда-то во двор. – Смотри, вон там, у качелей!
Сердце Андрея пропустило удар. Он медленно подошёл к окну, уже зная, что увидит. У старых качелей, где они втроём так любили проводить вечера, колыхалась тень от раскидистого клёна. В лучах заходящего солнца она действительно напоминала силуэт женщины с развевающимися волосами.
– Это просто тень от дерева, малыш, – слова царапали горло, но он должен был их произнести.
Саша покачал головой с той упрямой убеждённостью, на которую способны только дети: – Нет, пап, это мама! Она машет нам! Давай выйдем к ней?
Андрей опустился на колени рядом с сыном, осторожно обнимая его за плечи. От мальчика пахло яблочным шампунем и той особенной детской чистотой, которая всегда напоминала ему о Лене. Она выбирала эти шампуни, она настаивала на этих ритуалах купания, она... Господи, как же много она успела оставить им, прежде чем уйти.
– Саш, – начал он, но горло перехватило. Как объяснить шестилетнему ребёнку, что мамы больше нет? Что тени на земле – это просто тени, а не знаки от тех, кто нас покинул?
Мальчик повернулся к нему, и в его глазах – таких же васильковых, как у матери – стояли слёзы: – Но я точно видел... Она улыбалась, пап. Честное слово!
И в этот момент Андрей понял, что не может, не имеет права разрушать эту детскую веру. Может быть, Лена и правда здесь, просто видит это только их сын?
– Знаешь что? – он погладил Сашины вихры. – Давай сделаем маме приятное. (продолжение в статье)
— Не, я, может, плохо что-то расслышала? А, сыночек? Ну-ка, подожди, я свои уши-то прочищу! — Людмила Андреевна сделала театральный жест, поднося ладонь к ушам, словно это могло вдруг изменить ход разговора. — А теперь повтори, как это вы мне дубликат ключей не сделаете? — с удивлением в голосе повторила она свой вопрос.
Тишина сразу обрушилась на комнату, как крышка от кастрюли, что придавливает крышку. Людмила Андреевна умела не просто говорить, а прямо уничтожать атмосферу. Как на площадке театра, где роль — самая важная. Шумный праздник, смешки гостей, веселье — всё как будто сдуло с ветром.
Марина замерла. Тарелка с куском мясной нарезки висела у неё в руке, как весёлый, но нелепый атрибут праздника. Муж её, Олег, в этот момент застыл, поправляя воротник рубашки, как всегда, когда в доме начинался шторм.
— Мама, мы же обсуждали это, — Олег постарался придушить всё в зародыше, но голос его дрогнул. Он не встречался с глазами ни с женой, ни с матерью. Он словно заблудился в комнате. Его пальцы зацепились за пуговицу рубашки, и он начал теребить её, как спасательный канат.
— Что мы с тобой обсуждали? — Людмила Андреевна, наоборот, развалилась в кресле, вытягивая спину, как кошка, которая нашла тёплое место. — То, что мать не может войти в квартиру сына? Или теперь я должна звонить и спрашивать разрешение? — голос её звучал так, что стекло в рамке задрожало.
Гости переглянулись, а у кого-то даже на лице появился страх, что вдруг праздник — этот момент, когда все ждали радости — превратится в поле битвы, где победителей не будет.
Марина тихо поставила тарелку на стол и улыбнулась. Наверное, это было последнее место на свете, где она могла бы улыбается с такой искренностью.
— Людмила Андреевна, — она аккуратно произнесла, как будто выговаривала важное сообщение, — мы всегда рады вас видеть. Но у нас с Олегом ненормированный график, я много времени провожу с моими студентами, вам ведь и не хочется, чтобы они меня прятали в шкафу?
Людмила Андреевна не удосужилась даже услышать последнюю фразу. Она перебила:
— И что, я буду мешать твоим студентам? Или я должна теперь прятаться от них в шкафу? — её голос снова стал острым, как нож.
Гости сдерживали смех, а Наташа, сестра Олега, делала последние попытки восстановить атмосферу лёгкости:
— А помните, как мы с Сашей в кино ходили на той неделе, а там...
— Я вот о чём, — Людмила Андреевна продолжала, не обращая ни малейшего внимания на попытки Наташи изменить ход событий, — шкаф в прихожую заказала. Итальянский. Завтра привезут. И ключей у меня нет. Что мне, с работы отпрашиваться? Или вам его под дверью поставить?
Марина и Олег переглянулись. Этот шкаф, как оказалось, был как новый символ недавних разговоров — единственное, чего они не просили. Обыкновенная ситуация.
— Мама, — Олег вздохнул, словно принял решение, которое, по его мнению, всех успокоит. — Мы уже заказали мебель. Помнишь, мы тебе показывали планировку? Нашли, где икеевскую купим.
— Тьфу! — Людмила Андреевна фыркнула. От неё шарахались даже те, кто сидел рядом. — Ты в своём уме? Это же из картона! Через год развалится. В доме моего сына будет нормальная мебель. Я договорилась, всё!
Марина почувствовала, как что-то ёкнуло в груди. Сколько ещё можно терпеть? Сколько ещё можно делать вид, что всё нормально? Они уже десять лет в этом марафоне. Всё, начиная от дней рождений, отпусков, даже штор в арендуемой квартире. Всё для того, чтобы угодить.
— Нет, — сказала она, и её голос был чётким, хотя внутри что-то сжалось.
— Что? — Людмила Андреевна выглядела так, словно это был первый раз, когда кто-то осмеливался так говорить.
— Я сказала — нет, — Марина повторила, но теперь её голос звучал уверенно, как никогда. — Мы не будем делать дубликат ключей. Шкаф нам не нужен. У нас своя квартира, своя жизнь, и мы сами будем решать, что в ней будет.
Лицо Людмилы Андреевны стало багровым. Казалось, что она вот-вот вспыхнет, как пламя.
— Олег! — свекровь резко повернулась к сыну, не обращая внимания на невестку. — Ты это слышишь? Это что, твоя жена выгоняет твою мать? Она запрещает мне помогать?
Олег снова почувствовал, как ему не хватает воздуха. Он никогда не любил конфликты, а в отношениях с матерью их избегал как чумы. С детства был воспитан на компромиссах и избегании ссор.
— Давайте не будем сейчас об этом, — попытался он сделать шаг назад, стараясь не попасть в центр бури. — У нас же праздник.
— Какой ещё праздник? — Людмила Андреевна вдруг повысила голос. — Новоселье? Так вот мой подарок — шкаф. А она, — она ткнула пальцем в сторону Марины, — отказывается! Это что, неуважение?
Марина поднялась из-за стола, стараясь не выдать нервозности, но руки её слегка дрожали. Она встретила взгляд свекрови твёрдо, несмотря на то, что внутри всё бурлило.
— Людмила Андреевна, я никого не выгоняю. Вы всегда будете желанной гостьей в нашем доме. Но ключи... это символ доверия и уважения. Мы с Олегом работали, откладывали каждую копейку десять лет, чтобы иметь свой угол. И в этом углу мы хотим сами решать, кто и когда к нам приходит.
Тишина, наступившая после её слов, была такой тяжёлой, что казалось, её можно было потрогать. Отец Марины, сидящий в углу, одобрительно кивнул. Мать выглядела испуганной, её взгляд метался, словно она пыталась понять, что происходит, но не решалась вмешаться.
— Неблагодарные... — Людмила Андреевна начала собирать свою сумку, её голос дрожал. Она достала платок и промокнула глаза, скрывая, что они начали блестеть от слёз. — Я столько для вас сделала, а вы...
Она поднесла платок к лицу, снова вздохнула, как будто пыталась унять внутреннюю бурю.
— Олег, проводи меня.
Все взгляды перешли к Олегу, который сидел, сжимая в руке вилку, не в силах поднять глаза. Он смотрел в тарелку, и молчание растягивалось, как туман.
— Мам, давай потом обсудим... — наконец выдавил он, с трудом поднимая взгляд. — Сейчас все сидят...
— Потом? — Людмила Андреевна поджала губы, как будто это был её последний аргумент. — Хорошо, будет тебе потом. Наташа... — она повернулась к племяннице, — мы уходим. Вася, Галя, — кивнула брату с женой, — спасибо за компанию.
Тяжёлыми шагами Людмила Андреевна направилась к выходу, и её шаги отзывались эхом в пустой комнате. За ней, бросая виноватые взгляды, потянулись родственники Олега, будто не осознавали, что только что произошло. Когда дверь захлопнулась, комната наполнилась тишиной, и в воздухе остался только запах недосказанности.
Марина посмотрела на гостей, её взгляд скользнул по каждому, как по пустым лицам.
— Простите за это, — сказала она, словно извиняясь перед всеми и никем. — Давайте продолжим.
Но это было невозможно. Праздник был безнадёжно испорчен. Через час, когда вечерний свет начал тускнеть, все разошлись. Оставив молодожёнов наедине с горой немытой посуды и тяжёлым молчанием.
— Зачем ты это сделала? — Олег стоял у окна, его взгляд потерянно блуждал по огням района. (продолжение в статье)