«Я выбрала второе, потому что я еще молод, жить хочу» — признался Михаил, став полицая, и сломал сердца своих женщин

Лучше стать отверженной, чем предать своих.
Истории

— Да… Лидочка, прости, прости!

— Зачем ты у меня прощения просишь? В чем ты виновата? Конечно, в глазах многих Миша стал предателем, но он наверняка это сделал ради семьи и ради учеников. Не убивайся так, поживем и увидим, что из этого получится, — Лида тяжело вздохнула, хотя в душе была буря. Ей предстоит делить кров с полицаем. Но еще вчера этот полицай катал на спине Алешку и учил Сашку рыбачить… ****

Ничего хорошего из этого не вышло. Прасковью презирали, хоть и за глаза, а в лицо сказать боялись, чтобы не вызвать гнева ее мужа. Но она знала об этом и терпела, молчала. Одно она знала — их ждет ужасное будущее, как бы все не обернулось. Даже ее мать и та боялась войти к ней во двор, будто бы вычеркнув семью дочери из своей жизни. Что уж говорить о сестрах, чьи мужья бились на передовой? Родители же Михаила скрылись однажды осенней ночью из станицы, больше их никто не видел. Сына они прокляли еще в тот момент, когда увидели его в форме полицая.

Михаила как подменили, едва он надел на себя черную форму с повязкой. День ото дня он становился более жестоким и Прасковья уже не видела в нем того человека, которого полюбила и с которым миловалась в тихой роще… Она его боялась и начинала тихо ненавидеть. И ненависть росла с каждым убитым жителем станицы, на которого Михаил навел свой курок… **** В холодный февральский месяц 1943 года Прасковья поняла, что происходит что-то плохое для оккупантов. Они вдруг стали все чаще переговариваться тревожными голосами, все больше нервничал Миша и срывался на Прасковью, пару раз даже ударил ее, что раньше казалось бы абсурдным. Но что хуже всего, он стал плохо относиться к Сашке с Лешкой, порой не давая им даже куска хлеба за малейшую провинность. И вдруг однажды он сел напротив Лидии и произнес:

— Доставай свои цацки, которые из Ленинграда прихватила.

— Нет у меня ничего, — она вцепилась в край стола так, что ее пальцы побелели. Прасковья ахнула от неожиданности. Да, у Лиды были кое-какие украшения — обручальное кольцо, кулон и цепочка от бабушки, которые остались в наследство. Но разве это уж такое большое богатство?

— Я ведь знаю, что есть, — его лицо исказила гримаса злобы. — Или.. Сашка, иди сюда.

Мальчонка подошел к нему и Миша достал нож. Лида испугалась.

— Мишенька, о чем ты говоришь.. — Прасковья подошла к мужу и дотронулась до его руки, но он отшвырнул ее от себя. Лида встала и молча подошла к шкафу. Вытащила оттуда свое добро и швырнула перед ним на стол.

— Ночью уезжаем, — повернувшись к испуганной Прасковье и отпустив Сашу, произнес он. — Собирайся.

— А мы? — тихо спросила Лида, вытирая слезы.

— А вы можете не волноваться, вы остаетесь, вам больше никуда не надо ехать, — он встал и вышел, надев кепку.

— Что он имел ввиду? — спросила Лида жалобно. — Я ничего не понимаю.

— Я чувствую что-то нехорошее. — ответила Прасковья. — Сегодня утром я подслушала разговор Миши с Игнатом. Игнат говорил, что главное, спасти своих баб, а до остальных ему нет дела. В конце концов, что, мол, на работы их отвозят…

— Это значит, что плен, — опустив голову, произнесла Лида. Прасковья заметалась по хате. Затем, внимательно посмотрев на Сашку с Лешкой и Лиду, взяла себя в руки и четко скомандовала:

— Собрать необходимые вещи, одеться тепло и удобно!

— Что ты задумала, Паша?

— Бежать надо, Лида. Нам на счастье снег пошел, следы наши заметет. Собирайся, живее! Мишки до вечера не будет, он в школу ушел! Лида и Прасковья быстро стали закидывать в пустые наволочки необходимые вещи. Одну из наволочек Прасковья приспособила для провизии, засунув в нее хлеб, аккуратно поставив чугунок с густой кашей и сверху засыпав несколькими клубнями картошки. Не забыла она и про спички.

— Куда мы, Паша? Мы же увязнем в снегу с детьми и нас быстро найдут.

— Ты в Бога веришь? Знаю, что нет. А я верю. И если он действительно существует, он поможет нам. Я буду идти и говорить молитвы, а ты повторяй за мной. Нам нужно пройти шесть верст, я знаю одно место, где нас никто искать не будет.

— А Миша? Прасковья промолчала, а потом, глядя на нож, лежавший на полке между чугунками, завернула его в тряпицу и сунула за пазуху.

— Это зачем? Неужели ты мужа своего порешишь? — Лида встрепенулась.

— Это на всякий случай.

— Увидишь… Набросав на бумаге записку для родных, Прасковья вышла из хаты и направилась к дому матери, который стоял неподалеку.

— Что пришла? — спросила ее сестра Лена, которая развешивала вещи во дворе. — Али муженек твой прислал?

— Лена, матери передай записку. И сама прочитай. А объяснять мне некогда, торопиться надо, каждая минута на счету. Затем она вернулась к себе домой, где ее уже ждали Лида с детьми, сидя у собранных узелков. Они вышли из хаты, испуганно озираясь по сторонам. Дети все поняли и шагали за ними молча. Пройдя через огород и сад, они спустились к реке и пошли вдоль нее к маленькому мостику, где река сужалась. Пройдя через него, Прасковья с Лидой и детьми вздохнули с облегчением. Тихая березовая роща укрыла их от посторонних глаз, но в лесу их следы было отчетливо видно. Тогда, подняв сломанную ветку, Прасковья пыталась хоть как-то их замести. Наконец они выбрались из леса и пошли вдоль него.

— Замерзли? — спросила Паша детей, те отрицательно покачали головами. — Ну и хорошо. Немного осталось.

— И все же, куда мы идем?

— Мой отец до своей смерти был охотником и часто ходил на зайцев и фазанов. В тридцатом году он вырыл землянку и вместе с отцом Миши они могли тут заночевать. Смотри, тут и река, и поле с посадками. Хочешь рыбачь, а хочешь рыбу уди. Вот в ту землянку и мы отправимся. Даст Бог, мама с сестрами и с детьми сюда придут. Они дошли до землянки, которая была завалена снегом. Лида и Прасковья стали его разгребать, затем стучать ногами по деревянной дверце, которую приморозило.

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори