Потом, конечно, Стас ругал себя, что не настоял на своём. Проклинал последними словами. Надо было брать Митьку за шкирку, как щенка, и тащить в зал. Заставить его заниматься, чтобы спорт отнимал все силы. Чтобы все глупости вылетели их головы. Потом… когда было уже слишком поздно.
Его сын дружил с мальчиками из богатых семей, хотя их собственная семья жила гораздо скромнее. Но Митька так просил машину на восемнадцать лет! Видимо, чтобы быть не хуже друзей. И хотел водить. Так рвался водить… каким же Стас был идиотом, Господи! Ослепленным отцовской любовью глупцом. Мальчик попросил очередную игрушку. Как ему отказать?
В марте Митьке исполнилось восемнадцать, в апреле он получил права и машину в подарок от отца. А в июне его уже не стало. Он разбился на Новорижском шоссе ночью. Летел к друзьям на дачу, не справился с управлением. И всё. Как будто тьма накрыла землю. Стас не знал, как жить с тем, что он своими руками подарил сыну смерть.
Кира возненавидела его. Какое-то время она пыталась сделать вид, что они ещё семья, и справятся вместе. Но ненависть сочилась из неё, лилась из глаз. Это не были слёзы горя, это было разочарование. Слёзы текли по её щекам, словно рисуя буквы, из которых можно было сложить короткое: «Ты убил нашего сына!»
Они развелись. Стас уже несколько лет жил один. Тренировал детей и подростков. Вывозил их на соревнования. Он ничего не чувствовал – тренировал, вывозил, поддерживал, улыбался наградам, как робот. На автомате.
Часто ругал себя: ведь есть ещё Яна! Ну, развелись они с Кирой, ладно, бывает. Но дочку-то надо вырастить! Ей всего-то двенадцать лет. Скоро тринадцать. В этих мыслях Стас подъехал к школе и увидел безобразную драку на улице, сразу за школьными воротами.
Безобразной драка была потому, что несколько пацанов напали на одного. Но Стаса даже не это поразило! Его впечатлило то, как отбивался этот один. Непрофессионально, но довольно чётко, и совершенно отчаянно.
Гимназия, в которой училась Яна, была довольно неплохой. С математическим уклоном. Но учились там и обычные ребята из близлежащих домов. Этот мальчишка, получающий и раздающий тумаки на глазах Стаса, был даже хуже, чем обычный. Тренер сразу увидел, как плохо он одет. Бедно. Уж не за это ли его бьют жестокие сверстники?
— Эй! – рявкнул Стас, выходя из машины. – Ну-ка брейк!
Пацаны замерли на секунду, а потом бросились врассыпную. Тот самый, плохо одетый и хорошо дерущийся, остался на месте и осматривал свои потери. Ему оторвали карман от куртки – болтался на нитках. Пацан взял его в руку, покрутил, и выругался матом. Судя по всему, другие потери – синяк на лице, разбитая губа — его не смущали.
— Да отлично. – хмыкнул пацан. – Че те надо, дядя?
— Хороший мальчик. Вежливый. – крякнул Стас. – И дерешься хорошо. На спорт ходишь?
— Папа! – услышал Стас голос дочери.
Он повернулся, увидел её, бегущую с крыльца, улыбнулся. А когда снова посмотрел на мальчишку, его там не оказалось. Исчез. Как сквозь землю провалился.
— Привет, солнышко. Ты знаешь этого парня?
— Кого? Сережку Воробьева? Знаю, конечно! Он со мной учится. Что ты ему такое сказал, что он от тебя сбежал.
— А почему его бьют? Прости, что я спрашиваю…
Яна была для своих почти тринадцати очень умной. Она посмотрела на папу внимательно, и промолчала. Хотя язык чесался сказать, что Митьку вернуть нельзя. Отец, кажется, сейчас именно это и пытался сделать.
— У него родители пьют. И если пацаны его цепляют на эту тему, он с ними дерется. – пояснила она папе.
— Ему бы боксом заниматься. Хорошо дерется.
— Какой ему бокс, пап. – вздохнула Яна. – Ему бы дома порядок навести, алкашей левых выгнать, родителей спать положить. Приготовить что-нибудь. А иногда не из чего, это значит, сначала добыть, а потом приготовить.
