— Я не подпишу эти бумаги, и точка! — голос Марины дрожал от сдерживаемого гнева, когда она швырнула документы на стол нотариуса.
Кабинет погрузился в тишину. Только старинные часы на стене мерно отсчитывали секунды, словно напоминая, что время не остановилось, хотя всем присутствующим казалось иначе. Нотариус, пожилая женщина с седыми волосами, собранными в аккуратный пучок, сняла очки и устало потёрла переносицу.
Напротив Марины сидела её свекровь, Раиса Павловна. Женщина семидесяти лет, но выглядевшая моложе своих лет. Спина прямая, взгляд острый, губы поджаты в тонкую линию неодобрения. Между ними, словно между двух огней, сидел Андрей — муж Марины и сын Раисы Павловны. Его взгляд метался от матери к жене, и в глазах читалась паника человека, который понимает, что любой его выбор будет неправильным.
— Маринка, ты что творишь? — голос свекрови был холодным, как январский ветер. — Мы же договорились!
— Вы договорились! — Марина повернулась к ней, и в её глазах полыхнул огонь. — Вы с Андреем за моей спиной всё решили! А теперь хотите, чтобы я просто подписала отказ от наследства моей бабушки в вашу пользу?
Три недели назад умерла бабушка Марины. Старенькая, добрая Анна Ивановна, которая всю жизнь прожила в небольшой двухкомнатной квартире на окраине города. Квартира была старая, требовала ремонта, но находилась в районе, где начиналась активная застройка. Земля дорожала с каждым месяцем.
Марина была единственной наследницей. У бабушки больше никого не осталось — дочь, мать Марины, умерла десять лет назад. И вот теперь, когда пришло время оформлять наследство, свекровь вдруг проявила невиданную активность.
— Марина, будь благоразумной, — Раиса Павловна говорила тоном учительницы, объясняющей непонятливому ученику простую истину. — Эта квартира требует огромных вложений. У вас с Андреем денег нет. А у меня есть накопления. Я вложусь в ремонт, продадим выгодно, и все будут в плюсе.
— И квартира будет записана на вас, — тихо добавила Марина.
— Ну конечно! Я же буду вкладывать свои деньги! Это только справедливо! Марина посмотрела на мужа. Андрей сидел, уткнувшись взглядом в столешницу. Его пальцы нервно теребили край пиджака.
— Андрей, — позвала она. — Посмотри на меня.
Он нехотя поднял глаза. В них была вина, смешанная со страхом.
— Ты знал об этом плане заранее, да? — спросила Марина, хотя ответ был очевиден.
— Марин, ну мама же правильно говорит… — начал он, но осёкся под её взглядом.
— Правильно? — Марина встала со стула. — Правильно — это отнять у меня единственное, что осталось от бабушки? Правильно — это решать за моей спиной, как распорядиться моим наследством?
— Да какое твоё! — взорвалась свекровь. — Ты в нашей семье живёшь! Всё, что твоё — это наше общее! Или ты себя членом семьи не считаешь?
Это был коронный приём Раисы Павловны. Манипуляция чувством вины, попытка выставить Марину эгоисткой, которая не думает о семье. Раньше это срабатывало. Марина сдавалась, соглашалась, шла на уступки. Но не сегодня.
— Знаете что, Раиса Павловна, — Марина взяла со стола свою сумку. — Я действительно не считаю себя членом вашей семьи. В вашей семье невестка — это бесправное существо, которое должно молча соглашаться со всеми решениями свекрови. В вашей семье сын в тридцать пять лет не может принять ни одного решения без одобрения мамочки. В вашей семье все танцуют под вашу дудку. Но я больше не буду.
Она повернулась к нотариусу, которая всё это время молча наблюдала за разворачивающейся драмой.
— Извините за потраченное время. Я приду завтра одна и оформлю всё, как положено.
— Стой! — Раиса Павловна вскочила с места. — Ты не имеешь права! Андрей, скажи ей!
Но Марина уже шла к двери. Позади она слышала, как свекровь кричит на сына, требуя, чтобы он «образумил свою жену». Слышала слабые оправдания Андрея. Но она не обернулась.
На улице моросил мелкий дождь. Марина подняла лицо к небу, позволяя каплям смешаться со слезами, которые она сдерживала в кабинете. Это были не слезы слабости. Это были слезы освобождения.
Вечером того же дня Марина сидела в квартире бабушки. Она приехала сюда сразу после визита к нотариусу, не заезжая домой. Знала, что там её ждёт очередной скандал, обвинения, попытки надавить на жалость. Ей нужно было побыть одной, в тишине, среди вещей, которые помнили её детство.
