Алексей с видом человека, которому срочно нужна телепортация в другую галактику, отвёл глаза. Анна положила вилку, медленно вытерла губы салфеткой и ответила:
— Я работаю, Тамара Борисовна. Просто мои доходы идут на оплату ваших бесконечных лекарств и подарков вашим «подружкам».
Тамара моргнула. Потом сощурилась. В кухне повисло гробовое молчание, которое можно было бы нарезать на куски и продавать в аптеке как успокоительное.
— Что ты себе позволяешь? — прошипела она. — Это мой сын! И моя семья! А ты — кто?
Анна улыбнулась. Очень вежливо. Очень медленно.
— Женщина, которая каждый вечер клеит вашего сына обратно по кусочкам. После ваших «разговоров по душам».
— Девочки, давайте спокойно…
Анна даже не повернула головы:
— Тебе слово дали, Лёша? Нет? Ну вот и помолчи.
Тамара аж покраснела от ярости.
— Сынок, ты слышишь? Она тебя унижает! Она тебя использует! Она…
— Она единственный человек, кто ещё тебя терпит, мама, — глухо пробормотал Алексей.
Тамара встала, держа в руках тарелку с оливье, как древний воин — щит, и заорала так, что даже тараканы от ужаса отложили яйца.
— Вы оба неблагодарные! Я ради вас жизнь положила! А вы…
И, не закончив, кинула тарелку в стену. Оливье эффектно стекло вниз, оставляя за собой дорожку из майонеза и чьих-то несбывшихся надежд.
— Всё, я пас, — сказала она, подхватывая сумку. — Клоунаду без меня продолжайте.
Алексей кивнул, даже не пытаясь её удержать.
Когда Анна хлопнула дверью, во дворе заорал какой-то сердитый мальчишка, попавший в лужу. Анна усмехнулась. Её настроение было примерно таким же — промокшее, грязное, но до странного свободное. Анна сидела в кафе у окна, где кофе стоил как полбочки нефти, и методично прокручивала в голове только что случившееся. Ей было странно спокойно. Даже скучно. Как будто весь этот дурацкий спектакль в чужой квартире был только третьесортной пьесой, на которую её случайно занесло.
— Сижу тут как главная героиня в мелодраме, — пробормотала она в чашку с капучино. — Только без хеппи-энда.
