Набрала Марине: «Завтра в 10 утра у лавочки возле моего дома. Последний разговор».
Ответ пришёл через минуту: «Надеюсь, ты одумалась».
Я выключила телефон и впервые за неделю спокойно уснула.
Марина пришла с боевым настроем. Села на лавочку, скрестив руки:
— Ну что, готова договариваться?
Я стояла перед ней, глядя прямо в глаза:
— Да. Готова объяснить последний раз. Серёжа оставил квартиру мне. Это его воля. Я не буду её продавать, делить или выплачивать тебе деньги.
— Но это же несправедливо!
— Что несправедливо? Что я два года провела в больницах? Что ночами не спала, когда ему было плохо? Что тратила все отпускные на его лечение?
— Я не могла! У меня дети!
— У меня тоже дети, Марина. Но я находила время. А ты — нет. Это твой выбор.
— Ты… ты бессердечная!
— Нет. Я просто больше не позволю собой манипулировать. Ты написала моим детям. Пыталась настроить их против меня. Это переход всех границ.
— Твоё право. Но мы обе знаем, чем это закончится. Серёжа был в здравом уме. Завещание оформлено правильно. У тебя нет шансов.
— Ты пожалеешь! Все узнают, какая ты!
— Пусть узнают. Я знаю, какая я. Я та, кто не бросил Серёжу, когда ему было плохо. И этого достаточно.
Я развернулась и пошла к подъезду. Марина что-то кричала вслед, но я уже не слушала.
— Мам, ты молодец, — Ваня поднял стакан с соком. — За то, что не дала себя в обиду.
Мы сидели втроём на кухне. Я приготовила любимую Серёжину запеканку — он научил меня её делать ещё в студенчестве.
— Знаете, — я улыбнулась, — дядя Серёжа был бы доволен. Он всегда говорил: «Ленка, не давай себя в обиду. Ты слишком добрая, тебя легко обидеть».
— Ты выбрала себя, мам, — тихо сказал Алёша. — И это правильно.
Я посмотрела на сыновей. Мои мальчики. Они поддержали меня, не сомневаясь ни секунды.
— Знаете что? Квартиру я сдавать буду. А деньги — на ваше образование отложу. Дядя Серёжа был бы рад.
— Это семейное. Настоящей семьи. Той, которая рядом не только когда делить что-то надо.
За окном снова шёл дождь, но теперь он не казался тоскливым. Просто осень. Просто жизнь продолжается. И впервые за долгое время я чувствовала, что имею право на эту жизнь. Свою жизнь. Без вины, без оглядки на тех, кто считает, что я им что-то должна.
