«Мам, ну что ты себя накручиваешь? Живи как жила» — с раздражением бросил Андрей, не понимая, как его слова ранят мать

Пора освободиться от бремени молчания.
Истории

— Помню, конечно. Ты ещё сомневалась тогда, говорила, что-то тебе не нравится. А что?

— Они меня обманули, Галя. Квартиру на себя оформили, а я теперь никто.

В трубке повисла тишина. Потом Галина выдохнула:

— Ох, Ленка… Знаешь, у моей соседки похожая история была. Дочь её точно так же… Хочешь, я тебя с ней познакомлю? Она через суд всё вернула.

Повесив трубку, я долго сидела, глядя на собранные документы. Страшно было — судиться с собственным сыном. Что люди скажут? Что Марина скажет? Как я Димке в глаза смотреть буду?

Но потом вспомнила тот день у нотариуса. Как они смотрели на меня — с лёгким раздражением, с нетерпением. Как на помеху, которую нужно быстренько устранить. И поняла — если сейчас промолчу, так и останусь помехой до конца дней.

Нет. Хватит. Шестьдесят лет молчала — пора научиться говорить.

Неожиданная поддержка

Анна Ивановна, соседка Галины, оказалась бойкой семидесятилетней старушкой с пронзительными голубыми глазами. Мы встретились в маленькой кофейне возле её дома — она сама предложила, сказала, дома внуки, шумно.

— Значит, сын квартиру отобрал? — без предисловий начала она, размешивая сахар в кофе. — Знакомая песня. У меня дочь так же сделала. Только я вовремя спохватилась.

Она рассказывала, а я слушала, и с каждым словом во мне крепло странное чувство — я не одна такая. Нас много, обманутых собственными детьми, молчаливых, стеснительных, привыкших уступать.

— Знаете, что самое обидное? — Анна Ивановна отпила кофе. — Они даже не считают, что сделали что-то плохое. В их головах мы уже списанный материал. Отжили своё, теперь можно и квартиру забрать.

— Но как же так? Мы их растили, ночами не спали…

— А они выросли и решили, что мы им должны. За то, что родились. Знаете, я свою дочь через суд научила уважению. Теперь отношения, конечно, прохладные, но зато честные. И квартира моя.

Домой я возвращалась пешком, хотя путь был неблизкий. Нужно было думать, а думалось лучше на ходу. Вспоминала разговоры с Андреем за последние годы. Как он постепенно менялся. Как из заботливого сына превращался в делового человека, для которого мать — обуза.

Дома застала Марину на кухне. Она резала салат, по телевизору бубнил какой-то сериал.

— Мам, вы где ходите? — спросила она, не оборачиваясь. Мам она меня называла только при Андрее, а так — на «вы».

— Документы собирала. Медицинские.

Нож в её руках замер.

— Для суда, — сказала я спокойно. Удивительно спокойно. — Буду отказ от приватизации оспаривать.

Марина развернулась, и в её глазах я увидела злость. Чистую, ничем не прикрытую.

— Вы что, с ума сошли? Против родного сына в суд?

— А родной сын против матери — это нормально?

Она швырнула нож на доску, вышла из кухни. Через минуту услышала, как она говорит по телефону:

— Андрей, твоя мать совсем того… В суд собралась. Да, да, я серьёзно.

Вечером был скандал. Андрей кричал, что я их позорю, что неблагодарная, что они меня содержат. Я сидела молча, сложив руки на коленях. Пусть кричит. Всё равно уже всё решено.

— Если ты подашь в суд, мы тебя выселим! — это уже Марина не выдержала.

— Попробуйте, — тихо сказала я. — Незаконное выселение — статья. Александр Павлович мне объяснил.

Они переглянулись. Кажется, только сейчас до них дошло, что я настроена серьёзно.

Зал суда оказался меньше, чем я представляла. Небольшое помещение с гербом на стене, судья — молодая женщина с собранными в пучок волосами. Андрей с Мариной сидели слева, даже не глядя в мою сторону. Я — справа, рядом с Александром Павловичем.

— Ваша честь, — начал мой юрист, — моя доверительница была введена в заблуждение относительно последствий подписания отказа от приватизации. В момент подписания она находилась под воздействием сильных обезболивающих препаратов…

Я слушала и думала о том, как дошла до этого. Сидеть в суде напротив собственного сына, слушать, как чужие люди обсуждают нашу семейную драму.

— Белова Елена Петровна, расскажите суду, что вам говорил сын о документах?

Я встала, ноги подрагивали.

— Он сказал, что это формальность. Что всё останется в семье. Я спрашивала, что значит «безвозмездно», но мне ответили не волноваться, что всё решено к лучшему.

— Это неправда! — Марина вскочила. — Мы всё объяснили! Она всё прекрасно понимала!

Судья строго посмотрела на неё:

— Гражданка Белова, сядьте. Ваш адвокат будет иметь возможность задать вопросы.

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори