— Я хотела узнать… про дом, — Лариса достала свой паспорт. — Мы с мужем тридцать лет прожили. Дом на него оформлен, но я же тоже имею право?
Юрист взял документы, что-то посмотрел в компьютере.
— Дом приватизирован в девяносто третьем году?
— Тогда формально он собственник, — мужчина говорил спокойно, без эмоций. — Если развод, то через суд можете требовать долю. При условии, что докажете вложение общих средств в ремонт, улучшение жилья.
— Без развода никак. Вы просто проживающая.
Лариса сидела молча. Проживающая. Как же точно.
— А если я просто уйду? — спросила она. — Не подавая на развод?
— Имеете право, — юрист пожал плечами. — Но тогда никаких претензий на имущество предъявить не сможете.
— Понятно, — Лариса встала, взяла документы. — Спасибо вам.
— Лариса Ивановна, — мужчина остановил её у двери. — А вы подумайте хорошенько. Суд — это не страшно. Справедливость восстановите.
— Не нужно мне справедливости, — ответила она. — Нужна тишина.
И вышла на улицу. Февральский воздух был колючим, но чистым. Впервые за много лет Лариса почувствовала облегчение. Теперь она точно знала, где стоит.
В полночь Лариса взяла ночную смену в ФАПе. Официально — дежурство, на самом деле — переезд. Она собрала самое необходимое: одежду, документы, фотографии внучки Лизы. Всё поместилось в две сумки.
На кухонном столе оставила ключи и письмо. Короткое, без объяснений: «Ты прав, дом твой. Я ухожу. Не ищи меня. Лариса.»
Ехала на работу в полной темноте. По дороге думала — а правда ли она такая плохая жена? Неужели тридцать лет была обузой? Но почему-то слёз не было. Была странная лёгкость, как будто сняли тяжёлый рюкзак.
В ФАПе была небольшая комната для дежурного врача. Железная кровать, стол, умывальник. Лариса расстелила привезённое постельное бельё, поставила электрическую плитку. Повесила на стену фотографию Лизы.
— Ну что, — сказала она себе. — Теперь этот дом мой.
За окном выла февральская вьюга, но здесь было тепло. И тихо. Впервые за много лет — по-настоящему тихо.
Лариса заварила чай, села за стол. Достала блокнот, начала писать письмо внучке. Лиза должна узнать правду первой. Не от деда, не от соседей — от неё самой.
«Лизочка моя, не пугайся, что бабушка переехала. Я не пропала и не заболела. Просто поняла, что заслужила тишину. Дом на деда оформлен, это его право. А у меня есть работа, есть ты, есть я сама. Этого достаточно для счастья. Я рядом — в ФАПе. Приходи, когда захочешь. Только теперь мы будем встречаться не там, где кричат, а там, где любят. Твоя бабушка.»
Запечатала конверт, отложила в сторону. Завтра отдаст Лизе через подругу.
А сейчас можно просто сидеть и пить чай. В своём доме. В тишине.
Лиза примчалась через два дня. Ворвалась в ФАП как ураган — растрёпанная, заплаканная, с письмом в руке.
— Бабушка! — она кинулась Ларисе на шею. — Что это значит? Почему ты ушла?
Лариса обняла девочку, погладила по волосам. Семнадцать лет, красивая, умная. Единственное, что связывало её с той жизнью.
— Лиза, садись. Поговорим по-взрослому.
