«Курсы — 45 тысяч. Аренда комнаты — от 15 тысяч в месяц. Коммунальные — 5 тысяч. Еда — 10 тысяч».
Итого: 75 тысяч в месяц минимум.
У неё на счету было 120 тысяч. Накопленных за полтора года тайной работы по ночам.
Хватит на два месяца. А дальше…
Дальше она должна зарабатывать уже сама. Без Павловых окриков, без необходимости отчитываться за каждую потраченную копейку.
Она перевернула страницу, написала: «План действий».
Пункт первый: «Закончить курсы».
Пункт второй: «Найти постоянных клиентов».
Пункт третий: «Найти жилье».
Пункт четвертый: «Уйти».
Последнюю строчку подчеркнула дважды.
Павел во сне повернулся, бормотнул что-то неразборчивое. Лариса замерла, прислушалась. Нет, спит.
Она спрятала блокнот под матрас, выключила лампу. Теперь у неё было не просто желание уйти. Теперь у неё был план.
Сын задает неудобные вопросы
Егор застал мать в коридоре, когда она развешивала мокрые рубашки на сушилке. Двадцатилетний, высокий, с отцовскими чертами лица, но мамиными глазами. Студент третьего курса, который привык считать отца авторитетом во всем.
— Мам, а зачем ты по ночам работаешь?
Лариса замерла с рубашкой в руках. Значит, заметил. Она думала, что никто не видит, как она после полуночи сидит с ноутбуком.
— Дополнительный заработок, — ответила осторожно, продолжая развешивать белье. — Хочу себе что-то купить.
Прямой вопрос. Егор никогда не лез в дела родителей, но сейчас смотрел внимательно. Изучающе.
— Курсы. По повышению квалификации.
Вот оно. Лариса повесила последнюю рубашку, повернулась к сыну.
— Ну… — Егор пожал плечами. — Вы же семья. Папа же все оплачивает.
«Все оплачивает». Как это знакомо. Егор усвоил отцовскую логику: кто платит за квартиру и еду, тот имеет право решать.
— Егор, сядь, — Лариса кивнула на табуретку у стены. — Поговорим.
Сын сел, настороженно глядя на мать. Он редко видел её такой — собранной, серьезной.
— Ты помнишь, кем я работала, когда ты был маленьким?
— Переводчиком в каком-то институте.
— В НИИ космических исследований. Я переводила документацию для международных проектов. Зарплата была небольшая, но работа — интересная.
— Ну да. А потом папа стал много зарабатывать, и ты ушла. Зачем работать, если можно не работать?
Лариса посмотрела на сына. Двадцать лет, а рассуждает как пятидесятилетний патриарх.
— А если «можно не работать» — это не свобода, а клетка?
— Я хочу спросить тебя кое о чем, Егор. Если завтра папа скажет: «Иди работать дворником», ты пойдешь?
— Потому что… — Егор замолчал, соображая. — Потому что у меня есть выбор.
— Вот именно. У тебя есть выбор, потому что у тебя есть образование, профессия. А что у меня?
— У меня есть образование, которое пятнадцать лет не использовалось. И нет никого выбора, кроме как слушаться того, кто «все оплачивает».
— Но папа же не заставляет тебя…
— Егор, — Лариса села рядом. — Вчера отец швырнул мои переводы на пол. Сказал, что это мусор. А потом добавил: не нравится — уходи.
— Наверное, он просто устал…
— Может быть. Но знаешь что? Я готовлюсь к тому, чтобы у меня действительно был выбор.
Егор долго молчал. Потом спросил:
— А если ты уйдешь… что будет с нами? С семьей?
Лариса взяла его руку.
— Ты уже взрослый, Егор. Семья — это не тюрьма, где все держатся за страх потерять крышу над головой. Семья — это когда люди выбирают быть вместе.
Чемодан, который ждал своего часа
Этот день начался как все остальные: Павел ушел в офис, хлопнув дверью. Егор — в университет. Лариса осталась одна с грудой посуды и привычной тишиной.
