Свечи на торте дрожали от сквозняка, пробивающегося сквозь старые оконные рамы. Светлана разглаживала скатерть — ту самую, голубенькую в мелкий цветочек, что покупала ещё в первый год замужества. Тогда казалось, что вся жизнь впереди, а этот дом наполнится детским смехом и семейными праздниками.
— Ну что встала? Садись уже, — проворчал Валерий, ставя на стол бутылку вина. — День рождения твой, а возишься как обычно.
Она улыбнулась натянуто. В зеркале напротив мелькнуло отражение — женщина за пятьдесят, с первыми морщинками у глаз и усталой улыбкой. Когда это случилось? Когда она стала выглядеть так… блёкло?
— Спасибо, что помнишь, — тихо сказала она, усаживаясь напротив мужа.
Валерий достал из кармана маленькую коробочку, обёрнутую в газету.
— Держи. Серёжки. В комиссионке видел, понравились.
Светлана развернула подарок. Серёжки и правда были красивые — с небольшими камушками, похожими на сапфиры. Только почему-то от этого подарка стало ещё грустнее. Комиссионка… Не то чтобы она ждала бриллиантов, но хотелось почувствовать, что муж выбирал специально для неё, думал о ней.
— Красивые, — сказала она, примеряя одну к уху. — Спасибо.
Валерий налил себе вина, отхлебнул и вдруг, как бы между делом, произнёс:
— Да, кстати. Квартиру на маму переписал. На всякий случай. Мало ли что.
Светлана замерла с серёжкой в руке. Слова мужа словно повисли в воздухе, тяжёлые и непонятные.
— Какую квартиру? — прошептала она.
— Ну нашу городскую. Двушку на Советской. Мама одна живёт, а тут всякие аферисты ходят, пенсионеров обманывают. Решил подстраховаться.
Вилка выпала из рук Светланы и звякнула о тарелку. Их квартира. Та самая, которую они покупали вместе, для которой она годами откладывала деньги со своей учительской зарплаты. Квартира, где прошли лучшие годы их брака.
— Но ведь это… это наша квартира, — голос её звучал странно, как будто она говорила через вату.
— Да понятное дело, наша. Просто формально на маму оформлена. Для безопасности же. Ты что, не доверяешь мне?
Валерий говорил так спокойно, как будто речь шла о покупке хлеба. Светлана смотрела на него и не узнавала. Этот человек, с которым она прожила двадцать лет, только что лишил её дома. И даже не посчитал нужным посоветоваться.
— Я просто… не понимаю, — тихо сказала она. — Почему ты не сказал мне раньше? Почему в мой день рождения?
— А когда ещё говорить-то? Дело житейское. Не трагедия же. Мама у меня одна, о ней думать надо.
Свечи на торте продолжали гореть, воск медленно стекал на голубую скатерть. Светлана смотрела на эти маленькие огоньки и чувствовала, как что-то внутри неё остывает. Двадцать лет назад, в этот же день, Валерий дарил ей цветы и говорил, что она самая красивая. А теперь…
— Задуй свечи, загадывай желание, — сказал муж, допивая вино.
Светлана наклонилась к торту и одним выдохом погасила все свечи. В комнате стало темнее, и только тусклый свет лампы освещал стол с недоеденным ужином.
Желание… О чём можно желать, когда твой мир только что рухнул?
Дом словно затих. Раньше Валерий приезжал с работы усталый, но довольный — рассказывал про дела, ворчал на начальство, спрашивал, что на ужин. Теперь же он появлялся всё реже, а когда и приходил, то сразу уходил к себе в комнату или включал телевизор на полную громкость.
Светлана стояла у окна, наблюдая, как соседский кот охотится на воробьёв в палисаднике. Кот был рыжий, упитанный — явно домашний. Но инстинкт охотника никуда не делся. Он терпеливо подкрадывался, замирал, делал стремительный бросок… и промахивался. Воробьи улетали с возмущённым чириканьем.
— Снова у окна стоишь, — проворчал Валерий, проходя мимо. — Делать нечего, что ли?
Она не ответила. А что тут скажешь? Дела всегда найдутся — постирать, приготовить, прибраться. Только вот смысла в этих делах становилось всё меньше. Готовить для одной? Прибираться в доме, где муж появляется как гость?
Валерий хлопнул дверью — уехал к матери. Опять. В последний месяц это стало его любимым занятием. То крыльцо надо починить, то с документами помочь, то просто проведать старушку.
