Андрей выхватил телефон.
— Мам, не переживай. Я всё решу. Обещаю.
После того, как он сбросил вызов, в комнате повисла тишина. Татьяна смотрела на мужа и видела, как в его глазах разгорается упрямство. Она знала этот взгляд. Так он смотрел всегда, когда мама давала ему установку, и он готов был выполнить её любой ценой.
— Ты обещал ей мою квартиру, — это был не вопрос, а утверждение.
Андрей отвернулся к окну.
— Я сказал, что мы поможем. Что мы семья и не бросим её в беде.
— В какой беде, Андрей? В том, что она не хочет жить в собственной огромной квартире? Или в том, что ей скучно одной, и она решила переехать поближе к нам, используя ремонт как предлог?
— Хватит! — крикнул он, резко разворачиваясь. — Хватит говорить о моей матери в таком тоне! Она вырастила меня, пожертвовала ради меня всем! А ты даже временное жильё пожалела!
Татьяна встала. В её движениях не было резкости, только усталость. Бесконечная усталость от этого противостояния, где она всегда оказывалась крайней.
— Я иду на работу. Вечером поговорим.
Но она уже вышла из комнаты. Нужно было успокоиться, обдумать ситуацию. В глубине души она надеялась, что к вечеру Андрей одумается, поговорит с матерью, объяснит ей, что квартира — это неприкосновенная собственность жены.
Когда Татьяна вернулась домой в восемь вечера, квартира встретила её запахом борща и звуками телевизора. В гостиной, в её любимом кресле, восседала Нина Петровна собственной персоной. На журнальном столике стояла её любимая чашка с блюдцем — фарфор с золотой каймой, который свекровь всегда возила с собой, потому что «пить из чужой посуды негигиенично».
— Танечка, ты наконец-то! — воскликнула свекровь, не поднимаясь с места. — Я тут борщ сварила, Андрюше так нравится мой борщ. Твой он, конечно, тоже ест, но больше из вежливости.
Андрей вышел из кухни с тарелкой.
— Таня, ты поешь? Мама правда вкусно приготовила.
Татьяна стояла в дверях и не могла поверить своим глазам. Её даже не предупредили. Просто поставили перед фактом: свекровь здесь, и это не обсуждается.
— Нина Петровна, что вы здесь делаете?
Свекровь изобразила удивление.
— Как что? Андрюша сказал, что вы всё обсудили, и я могу располагаться. Я даже вещи привезла. Немного, только самое необходимое. Два чемодана и три коробки.
Татьяна перевела взгляд на мужа. Он старательно изучал содержимое своей тарелки.
— Андрей, можно тебя на пару слов? Наедине.
Они вышли на лестничную площадку. Татьяна закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
— Ты с ума сошёл? Привёз свою мать в нашу квартиру без моего согласия?
— А что мне оставалось делать? — огрызнулся Андрей. — Ты отказалась дать ей ключи от бабушкиной квартиры. Пришлось везти сюда.
— Это шантаж? — Это временное решение. Пока ты не одумаешься и не поймёшь, что семья важнее твоих принципов.
Татьяна смотрела на него и не узнавала. Где тот милый, заботливый парень, в которого она влюбилась четыре года назад? Тот, который обещал, что они будут самостоятельной семьёй, независимой от родителей? Перед ней стоял маменькин сынок, готовый на любые манипуляции, лишь бы угодить матери.
— Я не изменю своего решения. Квартира бабушки — моя. И твоя мать там жить не будет.
— Тогда она останется здесь. В нашей квартире. Которая, между прочим, наполовину моя.
Татьяна кивнула. Что ж, если он выбрал войну, он её получит.
Следующие дни превратились в ад. Нина Петровна обосновалась в квартире, как у себя дома. Она переставила мебель в гостиной («так гораздо удобнее»), повесила свои занавески на кухне («эти тряпки совершенно не сочетаются с обоями»), заняла все полки в ванной своей косметикой.
Но хуже всего было другое. Свекровь начала методично разрушать личное пространство Татьяны. Она входила в спальню без стука («ой, я не знала, что ты переодеваешься»), рылась в шкафах («искала полотенце»), читала личную переписку в телефоне, который Татьяна оставила на столе («случайно увидела, пока протирала пыль»).
— Знаешь, Танечка, — сказала как-то свекровь за ужином, — я вот думаю, может, тебе стоит найти работу поближе к дому? А то ты так поздно возвращаешься. Андрюше обидно, что жена уделяет карьере больше внимания, чем семье.
Татьяна отложила вилку.
— Моя работа меня полностью устраивает. И Андрей никогда не жаловался.
— Он просто деликатный, не хочет тебя обижать. Но мать видит, когда сын страдает. Правда, Андрюшенька?
Андрей пробормотал что-то невнятное, уткнувшись в телефон.
