«Однушку» бабы Зины (которая по бумагам давно принадлежала свекрови), разумеется, тут же продали. Свекровь сняла все деньги. Мы с Димой не претендовали. Нам было тошно от одной мысли об этих деньгах. Антонина Петровна добавила своих сбережений и всю сумму отдала Сереженьке и Маринке. «На расширение». Они купили себе «двушку» в новостройке и съехали. А Антонина Петровна осталась одна в своей «сталинке», довольная и гордая. «Старшему помогла, он – моя опора! А эти (это про нас) – сами пробьются».
Пробились. Мы не просто пробились, мы прогрызли эту жизнь. Димка, обозленный на весь мир, а особенно на свою родню, работал как проклятый. Он из «бомбилы» вырос до владельца небольшого таксопарка. Я окончила институт, пошла работать юристом, быстро сделала карьеру. Мы взяли ипотеку, выплатили ее за пять лет. Купили еще одну квартиру, потом продали обе и построили большой дом в пригороде, о котором я всегда мечтала. У нас родились двое чудесных детей, мальчик и девочка.
За все эти годы мы с родней мужа не общались. Димка как отрезал. Я не настаивала. Знала, какая рана у него на сердце. Он только раз в год звонил матери на день рождения, сухо поздравлял, спрашивал: «Жива-здорова?» – и клал трубку. Сереже не звонил никогда.
И вот, одним субботним утром, сидим мы на нашей веранде, пьем кофе. Дети спят. Благодать. Звонит Димке незнакомый номер. Он берет.
Я аж кофе поперхнулась.
– Что?.. Где?… Какой еще пансионат?…
Лицо у Димки стало серым. Он молча слушал, потом коротко бросил: «Еду» – и отключился.
– Мать… в пансионате для престарелых. В каком-то жутком. Серега плачет, просит приехать, забрать ее.
Мы поехали. Это было даже не пансионат, а какой-то частный приют, больше похожий на ночлежку. Запах… я вам передать не могу. Запах старости и безысходности.
В общей палате на шестерых, у окна, на железной койке, сидела сгорбленная старуха в застиранном халате. Я не сразу узнал в ней ту самую «женщину-кремень».
– Мама? – Димка подошел к ней.
Она подняла глаза. Пустые, выцветшие.
– Димочка? Сынок? А я знала, ты приедешь… Я знала…
Она вцепилась в его руку костлявыми пальцами и зарыдала. Впервые в жизни я видела, как она плачет.
В коридоре нас ждал Сереженька. Опустившийся, какой-то помятый мужик с красным носом. От него несло перегаром.
– Димка… брат… прости… – хлюпал он.
– Что случилось? – жестко спросил Димка.
И Сереженька рассказал. Рассказал то, что мы и так уже поняли.
После того как они с Маринкой купили свою «двушку» на «бабкины» деньги, они жили припеваючи. Антонина Петровна к ним в гости ходила, как королева, внука нянчила, денег давала. И тут Маринка снова взялась за старое.
– Сережа, – запела она, – ну что мама одна в хоромах? А мы тут ютимся с сыном! Давай мамину и нашу квартиры продадим?
