После смерти отца Даша с мужем решили продать дом в деревне. Даша ждала ребёнка, нужны деньги, чтобы купить квартиру побольше.
Стоял тёплый сентябрь. Даша смотрела на деревню и не узнавала. За год понаставили высоких заборов, на месте старых развалюх появились новые дома с разноцветными крышами. Только их дом остался прежним.
Стас остановил «Тойоту» перед крыльцом. Даша вышла из машины и потянулась. Тихо, а от чистого воздуха даже закружилась голова. Она отперла входную дверь и вошла в дом. Он показался ей каким-то съёжившимся, тесным.
Целый год в нём никто не жил. После смерти мамы отец приезжал сюда один. Участок большой, но он ничего не сажал, ходил в лес, на рыбалку. Он и в прошлом году рвался сюда, хотя уже болел сильно. Говорил, здесь дышится легче, воздух лечит.
В начале мая они привезли его сюда. Только в доме Даша поняла, как сдал отец. Не сможет он жить здесь один. И она уговорила его вернуться с ними назад, в город. Через месяц он слёг, а в конце сентября умер.
Они со Стасом жители чисто городские, не будут сюда приезжать часто. Далековато от города, да и отпуск привыкли проводить на море. А без постоянного пригляда дом начнёт разрушаться. Он уже выглядит заброшенным. Вот и решили продать, пока он ещё крепкий и ухоженный. Если с возрастом и заскучают по тишине и деревенскому воздуху, то купят дом поближе к городу.
На глазах Даши выступили слёзы от навалившихся воспоминаний. Дом остался в наследство от бабушки с дедушкой. Сначала умерла мама, потом один за другим ушли бабушка и дедушка, а в прошлом году отец.
Даша стояла перед портретом молоденькой девушки на стене. Стас внёс сумку с вещами, подошёл к Даше, обнял сзади.
— А я не видел у тебя такой фотографии. Сколько тебе на ней? – спросил он, глядя на снимок.
— А это не я, это мама. По-моему, ей здесь шестнадцать или семнадцать, в школе ещё училась.
— Ты на неё очень похожа. Я подумал, что это ты. – Он заглянул ей в лицо. – Давай ведро, я схожу за водой, и ты вскипятишь воду на чай.
Даша хлюпнула носом и пошла на кухню. Вернулась она с цинковым ведром.
— Оно перевёрнутое стояло. Но ты сполосни его. Колонка через два дома от нас, — сказала она, подавая ведро мужу.
— Да помню я. – Стас вышел из избы, поскрипывая пустым ведром.
Даша вернулась на кухню, включила электрическую плитку, но та не загорелась. «Пробки вывернуты», — вспомнила она. Пробки стояли на полке под счётчиком в комнате. Она ввернула их, потрогала ладошкой — металлический диск нагревался.
Даша осмотрелась. Ничего она не будет брать отсюда, разве что мамину фотографию. Надо к соседям сходить, предложить, может, кому вещи понадобятся.
После чая Даша зашла к соседке. Их дома не разделял высокий забор.
— Продавать будете? – спросила соседка тётя Таня.
— Да, — кивнула Даша.
— Зайду, посмотрю, правда, своего барахла хватает. Другим сказать?
— Конечно, — обрадовалась Даша.
Она вернулась домой. Стас выбирал, что можно сжечь. Всё равно печку нужно топить. В доме сыро. Стас занялся печкой, а Даша полезла на чердак по прогибающейся под тяжестью её тела лестнице.
— Может, лучше я? – спросил муж, оторвавшись от бумаг на столе.
Раньше Даша боялась залезать на чердак. По ночам над головой слышались чьи-то шаги. Кто-то ходил по чердаку. Отец говорил, что это коты шастают или дом скрепит, остывая после жаркого дня. Но Даша всё равно накрывалась с головой одеялом и так засыпала.
Солнце проникало на чердак через небольшое квадратное окошко. Пылинки плясали в его луче, как живые.
— И ничего здесь нет страшного, — сказала вслух Даша.
От её голоса тени в углах съежились. Она старалась не задевать крупные паутины, свисающие с крыши, натянутые между верёвками, на которых бабушка сушила белье в дождливую погоду. Даша открыла одну из коробок. В ней лежали ёлочные игрушки. «Надо же, — удивилась она, — бабушка с дедушкой ставили ёлку». Она никогда не была здесь зимой.
В другой коробке лежали игрушки. Даша их не помнила совсем. В углу стояла прялка. Ничего здесь нет нужного. Даша подошла к краю лаза, оглянулась. Взгляд зацепился за уголок книги или тетрадки, торчащий из-под доски под самой крышей.
