Квартиру они купили в мае, когда еще пахло сиренью, а в окна по вечерам лезли комары, как бесплатные квартиранты. Двушка в панельном доме у метро — не «сталинка», конечно, не мечта века, но зато своя, а не съемная с ковром на стене и соседями за тонкой перегородкой. Для Людмилы это был праздник: три года с Леонидом они ходили по риелторам, собирали деньги, ругались из-за ипотечных платежей, но всё-таки решились. Половина на её накопления от работы в банке, половина — кредит, оформленный на обоих.
— Наша квартира, — сказала Людмила, в первый день входя босиком в еще голые комнаты. — Только наша. Леонид улыбнулся натянуто, поставил пакет с шампанским на подоконник и добавил: — Ну… пока наша.
Тогда она списала это на его вечный пессимизм. Но потом стало понятно: «наша» у него всегда подразумевала «и мамина с папой, если что».
Первым тревожным звоночком стал звонок в дверь в самое обычное воскресенье. Людмила стояла на кухне, жарила картошку, волосы собраны в узел, на столе — свежие огурцы и тарелка с селедкой. Леонид сидел за ноутбуком, играл в танчики.
Зазвонили. На пороге — Валентина Петровна и Игорь Михайлович, родители Леонида. Без предупреждения, с пакетами продуктов, как будто они сюда прописаны.
— А что, красиво у вас, — протянула Валентина Петровна, окидывая взглядом коридор. — Но пусто как-то. Мы вот подумали: надо мебель привезти нашу. У нас шкаф стоит, жалко. Тут как раз в спальню встанет.
Людмила замерла с лопаткой в руке. — У нас всё рассчитано. Шкаф не нужен. — Да ладно тебе, — махнула свекровь рукой. — Чего зря добро пропадать? У тебя ещё опыта нет, а я всё-таки хозяйка с тридцатилетним стажем.
Она прошла дальше, не разуваясь, и уже открывала дверцы на кухне. Людмила чувствовала, как закипает. Но промолчала. В первый раз — пусть.
Неделю спустя у них на кухне сидела младшая сестра Леонида — Катя. В халате, с чашкой кофе, как дома. — Я у вас пока перекантуюсь, — сказала она. — На две недельки. В общаге ремонт, а снимать дорого. Людмила посмотрела на мужа. Тот отвел глаза.
— Катя, у нас тут двушка. Мы только въехали. Где ты собралась жить? — Да мне много не надо, диван в зале есть. Я ж не навечно.
И опять Леонид промямлил что-то про «семья должна помогать».
Через месяц квартира перестала быть «их». В прихожей появились туфли Валентины Петровны, в ванной — полотенце Кати, на кухне — кастрюля, которую свекровь привезла «чтоб борщ варить нормально». Людмила пыталась улыбаться, но улыбка всё чаще соскальзывала.
Однажды вечером она не выдержала. — Лёнь, — начала тихо, пока Катя с мамой смотрели телевизор. — Ты вообще понимаешь, что мы здесь живём как в коммуналке? — Ну и что? Это же мои родители, моя сестра. Они ж не чужие. — А я кто тебе, чужая? Я три года с тобой пахала, чтобы мы купили квартиру. Ты мне обещал — наш дом.
