Он замолчал, сжал кулаки. Потом резко развернулся и пошёл в комнату. Шум чемоданов, хлопки дверцами. Через пять минут он выволок свою сумку и Машину. — Мы уходим, — сказал он. — Ты сама во всём виновата.
Маша уже победно всхлипывала у него на плече, свекровь поддакивала: — Ну вот, дожила. Мужа довела.
Лидия стояла в коридоре и смотрела, как её муж и его «семья» выносят чемоданы. Тишина звенела.
Когда дверь захлопнулась, она медленно подошла к столу, убрала с него тарелки, включила чайник. Руки дрожали. Но внутри уже зреет что-то другое. Холодное, решительное.
Два дня квартира дышала тишиной. Лидия даже не сразу поняла, как сильно устала от чужих голосов, громких шагов и вечных вздохов «бедной беременной». Теперь же — звенящая пустота, в которой можно было услышать, как часы в спальне цокают, как сосед сверху роняет ложку, как чайник выдыхает пар.
Но в этой тишине жило и другое: ощущение предательства. Муж ушёл. Не просто погулять, а с вещами. С сестрой и матерью. В её квартире они хотели хозяйничать, а когда получили отпор — выставили её виноватой.
На третий день дверь снова хлопнула. Лида открыла — и увидела Валеру. Не один. За ним — Маша с животом, ещё более округлившимся под обтянутым платьем, и свекровь, усталая, но всё та же надменная.
— Лида, — начал Валера. — Мы решили вернуться. Машке здесь лучше. А тебе нужно понять: семья важнее всего.
Лидия опёрлась о дверной косяк, сжала руки в кулаки. — Вернуться? Куда?
— Как куда? — свекровь дернула подбородком. — В эту квартиру. Мы имеем право. Валера — твой муж, значит, и его семья — тоже твоя.
— Ошибаетесь, — спокойно сказала Лида. — Квартира куплена мной до брака. По закону — только моя.
— А совесть? — взорвалась Маша. — Ты хочешь оставить меня на улице с ребёнком?
Лида посмотрела прямо в её глаза. — Совесть — это когда не врёшь мужу о том, чей у тебя ребёнок.
Маша побледнела. Валера резко шагнул вперёд: — Лид! Не смей так!
Она не дрогнула. — Смею. И больше не позволю вам топтаться по моей жизни.
В этот момент она поняла: всё кончено. Муж, который не способен встать рядом с ней, — не муж. Свекровь, которая видит в ней только инкубатор, — не семья. Сестра, привыкшая жить чужим счётом, — не гость, а паразит.
Она шагнула назад и захлопнула дверь. На этот раз окончательно.
Снаружи раздался крик, топот, гневные угрозы. Но внутри — тишина. Тишина, в которой Лидия впервые за долгое время почувствовала себя хозяйкой.
Она прошла по квартире, коснулась стены ладонью. — Мой дом, — сказала вслух. И впервые улыбнулась.
