— Это неважно, — вмешался Илья. — Просто юридически будет правильнее.
— Правильнее для кого? — спросила Маргарита.
— Для нас, — коротко ответил он.
Тогда она поняла: всё зашло слишком далеко. Не просто ссоры. Это уже вторжение — в её жизнь, в её границы, в её собственность.
— Нет, — сказала она твёрдо. — Я ничего не переоформлю.
— Не упрямься, — сжала губы свекровь. — Семья — не место для “моё” и “твоё”.
— А у вас, Лариса Петровна, наверное, всё было “моё”, когда вы замуж выходили? — холодно спросила Маргарита.
Лариса Петровна побледнела, Илья резко поднялся.
— Хватит! — рявкнул он. — Не смей так говорить с моей матерью!
Маргарита стояла, не двигаясь, чувствуя, как что-то внутри неё ломается — тихо, но окончательно.
— А ты не смей позволять ей унижать меня, — тихо сказала она.
Он смотрел на неё долго, потом медленно произнёс: — Ты перестала быть нормальной женой.
— А ты — человеком, — ответила Маргарита.
В комнате снова повисла тишина.
— Подай на развод, если смелости хватит, — сказал Илья спокойно, будто речь шла не о жизни, а о списке покупок.
Маргарита сидела на краю кровати. Голос мужа звучал где-то сбоку, глухо, с металлическим привкусом. Она не подняла глаз.
— Уже подала, — произнесла тихо.
— И даже не сказала? — голос стал выше, в нём появилась угроза. — Вот так, молча, за спиной?
Маргарита подняла голову, встретила его взгляд. — А ты когда-нибудь спрашивал, что я чувствую? Когда унижал, при мамочке, когда кричал? Тогда тебе не нужно было моё согласие.
Илья шагнул ближе, опёрся ладонями о стену, будто сдерживая себя. — Думаешь, без меня проживёшь? — спросил тихо, но в этом “тихо” было страшнее, чем в крике.
— Проживу, — ответила она. — Я уже жила без тебя. И, честно говоря, было легче.
Он зло рассмеялся. — Смешно. Ты же не способна одна. Даже лампочку поменять зовёшь меня.
— Потому что раньше хотела, чтобы ты чувствовал себя нужным. Но, как видишь, зря.
— Ты неблагодарная, — прошипел Илья. — Я всё для тебя делал!
— Ты делал всё для того, чтобы мной управлять.
После этого разговора началась холодная война. Они жили под одной крышей, но будто в разных измерениях. Общались только по делу — счета, покупки, мелкие бытовые вопросы.
Маргарита старалась уходить раньше, возвращаться позже. Вечерами сидела на кухне, пила чай, уставившись в окно. Город за стеклом жил своей жизнью — яркой, шумной, чужой.
Иногда она ловила себя на мысли, что просто ждёт — не день, не месяц, а момента, когда всё это закончится.
Свекровь, узнав о заявлении, пришла уже на следующий день. Без звонка, как всегда.
— Это ты всё устроила, — сказала с порога. — Развод. Позор на всю семью.
Маргарита не поднялась с дивана. — Я не собираюсь жить с человеком, который считает меня мебелью.
— Да ты просто испорченная эмансипацией девка! — рявкнула Лариса Петровна. — Думаешь, раз работаешь — можешь командовать мужем?
— Нет, — спокойно ответила Маргарита. — Я просто хочу уважения.
— Уважения надо заслужить, — процедила та.
Маргарита медленно поднялась. — Я заслужила. Тем, что терпела всё это больше года.
Свекровь хлопнула дверью.
Судебная волокита тянулась, как сырая нить. Илья не хотел уходить из квартиры — говорил, что “ждать решения”. Первые недели Маргарита ходила на работу с красными глазами. Коллеги молчали, только Светка иногда приносила кофе и тихо говорила: — Всё пройдёт, Марго. Только держись.
Дома же — тишина. Молчание, звенящее, как стекло. Они делили пространство, но не жизнь. Она стирала свои вещи отдельно. Готовила себе. Закрывала спальню изнутри.
Однажды вечером, когда Маргарита вернулась поздно, Илья сидел на кухне. Перед ним — бутылка виски, почти пустая.
— Поздравляю, — сказал он, не поднимая головы. — Суд назначил дату.
Она сняла пальто, не ответила.
— Думаешь, я проиграл? — поднял он мутный взгляд. — Ошибаешься.
— Мне не важно, кто выиграл, — устало произнесла она. — Главное, что всё закончится.
