— Тогда начнём сначала, — сказала она. — С чистого листа. Только бы ты был со мной, Антон.
Он посмотрел на неё, и впервые в глазах не было сомнения.
— Я с тобой, — произнёс он. — Какая бы гроза ни была — я с тобой.
За окном снова лил дождь. Город тёк огнями, и где-то там, в другом конце, наверняка Валентина Васильевна уже рассказывала соседке, какой «вредной» невесткой оказалась Марина. Но в их квартире было тихо.
Утро началось с запаха кофе и странного ощущения покоя. Марина стояла у окна, смотрела, как редкие снежинки садятся на подоконник и тают. Ещё неделю назад ей казалось, что они потеряли всё — дом, стабильность, даже будущее. Но сейчас было ощущение начала, будто жизнь только собиралась развернуться.
Антон вошёл на кухню в толстом свитере, с растрёпанными волосами. — Ты рано встала.
— Не спалось. — Она улыбнулась. — Слишком тихо.
— После последних событий — да, тишина выглядит подозрительно.
Они оба засмеялись. Смеялись легко, по-настоящему, без напряжения.
После истории с квартирой всё закрутилось быстро. Валентина Васильевна действительно оформила дарственную на младшего сына. Антон сначала хотел бороться — звонил юристу, советовался с отцом, писал длинные письма матери, пытаясь объяснить, что поступок этот разрушает отношения окончательно. Но потом вдруг остановился.
— Знаешь, — сказал он Марине однажды вечером, — я больше не хочу воевать. Ни с ней, ни с судьбой. Хочу просто жить.
И с этого всё началось.
Они сняли небольшую квартиру ближе к центру — светлую, с балконом, где Марина поставила горшки с лавандами и сушёными травами. Она давно мечтала об этом — о своём уголке, где всё устроено по-своему, где каждая чашка стоит там, где хочется ей, а не «как правильно».
Антон устроился на новую работу. Меньше зарплата, но больше свободы. Не нужно было отчитываться перед матерью, зачем он так поздно возвращается или почему решил сменить сферу. Он будто сбросил с себя несколько лишних лет.
Иногда вечерами они садились вместе на кухне, включали музыку и просто молчали. Молчание, которое раньше было тяжёлым, теперь стало уютным.
Однажды Марина вернулась домой и застала Антона с письмом в руках.
— От мамы? — спросила она.
Он кивнул. — «Прошу тебя приехать. Плохо мне. Надо поговорить».
Марина почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. — Поедешь?
— Не знаю. — Он опустил взгляд. — Я боюсь, что всё начнётся снова.
— Тогда поезжай не ради неё, а ради себя. Чтобы поставить точку.
Он посмотрел на неё внимательно, как будто искал одобрение. — Ты бы со мной поехала?
— Если хочешь, да. Но только если ты сам этого хочешь.
Он долго молчал, потом вздохнул: — Нет. В этот раз я должен сам.
Он уехал утром. Вернулся вечером — усталый, но спокойный.
— Ну? — спросила Марина, когда он снял пальто.
— Всё странно. — Он сел, потер лицо руками. — Она сначала плакала. Потом просила прощения. Потом снова говорила, что «я не понимаю, как тяжело быть матерью». А потом… просто замолчала.
— Обнял. — Он усмехнулся. — Первый раз за много лет без раздражения. Без жалости. Просто — обнял.
Марина улыбнулась. — Значит, всё-таки не зря.
Он кивнул. — Знаешь, мне показалось, будто я вернулся в детство. Только теперь — уже взрослый.
Через несколько дней позвонил отец. — Ну что, примирение состоялось?
— Наверное, да, — ответил Антон. — По крайней мере, война закончилась.
— Тогда держись этого. Женщинам нужно время, чтобы принять, что сын вырос.
Антон посмотрел на Марину, которая в этот момент резала яблоки для пирога. — А я-то думал, что жениться — это просто штамп в паспорте. А оказалось — целое взросление.
— Вот именно, сын. Настоящее взросление начинается, когда ты перестаёшь быть чьим-то ребёнком.
Весной они решили поехать туда же, под Звенигород — туда, где когда-то всё началось. Лес, тот же домик, тот же запах сосен и влажной земли.
Марина стояла на крыльце и смотрела, как солнце пробивается сквозь ветви. Антон подошёл сзади, обнял.
— Помнишь, как мы сюда первый раз приехали?
— Конечно. Тогда ещё гроза была.
— Потому что мы её пережили.
Он улыбнулся и тихо сказал: — Спасибо тебе, что не ушла тогда.
— А я не могла. Мы просто должны были пройти этот путь.
Они стояли так долго — просто держась, слушая лес. Никаких обещаний, никаких громких слов. Только ощущение, что теперь действительно всё стало на свои места.
Позже, уже вечером, когда они зажгли свечи и пили вино, Марина сказала: — Знаешь, я сегодня думала… Мы столько сил потратили, чтобы доказать, что не обязаны никому ничего. А ведь всё просто: любовь — это не доказательство. Это выбор. Каждый день.
Антон поднял бокал. — За выбор.
Они чокнулись. И в тишине старого дома этот звук прозвучал как начало чего-то нового.
Вдалеке, в городе, Валентина Васильевна сидела у окна, держа в руках старую фотографию — Антон, маленький, с улыбкой, в первом классе. Она тихо улыбнулась, убрала снимок в ящик и прошептала:
— Пусть живут. Главное — вместе.
И в ту ночь Антон впервые за долгое время спал спокойно. Без тревоги, без чувства вины, без ожидания звонка. Просто — дома.
