Наутро в квартире стояла тишина. Марина варила кофе, собирала рюкзак — перекус, аптечку, документы. За окном моросил мелкий октябрьский дождь, мокрые ветки тянулись к стеклу.
Антон вышел из спальни с поникшими плечами.
— Может, не поедем? — тихо сказал он. — Погода такая…
— Мы едем, — ответила Марина, не глядя на него.
Он вздохнул, но возражать не стал.
В машине молчали. Радио бубнило что-то фоном — новости, пробки, очередной спор политиков. Марина смотрела в окно, считала километры.
Антон крутил руль, но мысли были далеко. Он вспоминал мамино лицо, её голос, и где-то внутри всё сжималось. Как будто он действительно сделал что-то ужасное.
— Хочешь, вернёмся? — наконец сказал он.
— Нет, — ответила Марина. — Если мы сейчас развернёмся — больше никогда никуда не уедем.
Дорога петляла через лес, и чем дальше они уезжали от Москвы, тем спокойнее становился воздух в салоне. Листья уже облетели, но кое-где висели последние золотые клочья осени.
— Марин, — сказал он тихо, не отрывая взгляда от дороги. — Я не хочу выбирать между вами.
— А никто и не заставляет, — сказала она. — Просто иногда нужно выбирать себя.
Он хотел ответить, но не смог. Только сильнее сжал руль.
Гостиница оказалась уютной — деревянный дом с запахом хвои и свежего хлеба из кафе на первом этаже. Вечером они гуляли по берегу реки, потом ужинали в ресторане. Вино, свечи, разговоры — как будто снова начали с нуля.
Но ближе к ночи телефон Антона завибрировал. Сначала он проигнорировал. Потом — ещё раз, ещё.
— Возьми, — сказала Марина, видя, как он ерзает. — Или выключи.
Он не выдержал — ответил.
— Антон, — голос матери был нарочито спокойным. — Я подумала, может, вы всё-таки приедете завтра? Я приготовила твои любимые котлеты.
Он взглянул на Марину. Она смотрела в окно, будто не слышала.
— Мам, я не могу. Мы уехали.
— Уехали? — голос стал холоднее. — Значит, всё-таки она настояла.
— Мам, хватит, — раздражённо сказал он. — Это наше общее решение.
— Ага, конечно, — с иронией ответила мать. — Только ты, мой сын, таким решительным никогда не был. Это она тобой крутит.
— Не смей так говорить, — Антон поднялся. — Я взрослый человек!
— Тогда веди себя как взрослый! — рявкнула мать. — Мужчина должен уважать своих родителей!
Он отключился, прежде чем наговорит лишнего.
Марина подошла, положила руку ему на плечо.
— Ну что, всё по сценарию?
— Она не изменится, — сказала Марина. — Но можешь измениться ты.
Антон долго смотрел на её руку, на обручальное кольцо. Потом тихо сказал:
Снаружи ветер трепал вывеску гостиницы, где тускло светилась надпись «Добро пожаловать». И впервые за долгое время Марина почувствовала, что, может, у них действительно появится шанс начать жить по-своему.
— Не бери трубку, — сказала Марина, не отрывая взгляда от кастрюли. — Просто не бери.
— А если что-то случилось? — Антон стоял у раковины с мокрыми руками, телефон вибрировал на подоконнике, будто живой. — Она уже третий раз за утро звонит.
— Да ничего не случилось. — Марина выключила плиту. — Если бы случилось — позвонил бы твой отец.
Он помолчал, но телефон всё-таки поднял. — Алло, мам.
Марина тяжело выдохнула и пошла в комнату. Не хотела слушать этот тон — с жалостью, с виной, с привычным «да, мама… конечно, мама».
Прошла неделя после их короткой поездки. Всего два дня под Звенигородом, но как будто другая жизнь. Они гуляли по осеннему лесу, пили чай из термоса, обсуждали фильмы, планы, даже смеялись — так, как не смеялись уже давно. Без оглядки, без напряжения.
Но дома всё вернулось. Телефонные звонки, тяжёлые паузы, осторожные темы за завтраком.
Антон вошёл в комнату, нахмуренный. — Она сказала, что хочет поговорить с нами обоими. Сегодня вечером.
— Зачем? — насторожилась Марина.
— Говорит, «надо прояснить». — Он криво усмехнулся. — Наверное, выговор придумала.
— Не поеду, — отрезала Марина. — Я больше не хочу участвовать в её спектаклях.
— Но, может, стоит? — он сел на край дивана. — Просто приехать, выслушать. Без скандала.
— Без скандала? — Марина усмехнулась. — Антон, у твоей мамы скандал начинается, если я не так посмотрела на чайник.
Он промолчал. Сидел, уставившись в пол, теребил шнур от халата.
— Ты хочешь, чтобы я пошла? — спросила она после паузы.
— Я не хочу ссориться, — тихо сказал он. — Ни с тобой, ни с ней.
— А со мной ты уже поссорился, когда снова выбираешь тишину вместо позиции.
Она говорила спокойно, но в голосе слышалась усталость, накопившаяся за годы. Усталость женщины, которая много раз пыталась объяснить очевидное — и всё впустую.
Вечером она всё же пошла. Потому что, как ни крути, надо было ставить точку.
Квартира свекрови встретила их запахом запеканки и громким телевизором. На кухне дымился чайник, на столе — сервировка на троих. Слишком идеально.
— О, пришли. — Валентина Васильевна появилась из комнаты в халате и с аккуратно уложенными волосами. — Проходите, садитесь. Я как раз ужин приготовила.
Марина села, чувствуя себя гостьей на допросе. Антон рядом — с каменным лицом.
— Ну что, — начала свекровь, наливая чай. — Отдохнули?
— Да, — коротко ответила Марина.
