Она подошла к чемодану, спокойно взяла его и поставила ровно.
— Я ухожу, — сказала она. — Пока не поздно.
— Женя! — Андрей схватил её за локоть. — Куда ты уйдёшь? У тебя ничего нет!
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Ошибаешься. У меня есть.
Он понял. И в этот момент она увидела в его лице не только злость, но и страх. Самый настоящий. Он боялся остаться один, без её денег, без её терпения.
Евгения надела пальто, взяла сумку и чемодан. На пороге обернулась к Валентине Петровне:
— Простите меня. Но я не могу больше.
И вышла, захлопнув дверь так, что на лестничной клетке зазвенело стекло в раме.
Студия была маленькой, но своей. Евгения стояла у окна, держа в руках кружку растворимого кофе, и смотрела вниз — на пустынный двор новостройки. Стены ещё пахли свежей краской и пластиком от оконных рам. Пустота комнаты её не пугала — наоборот, в ней было будущее. Не «когда-нибудь», а здесь и сейчас.
Телефон завибрировал. «Андрей» — имя на экране, словно клеймо. Она хотела сбросить, но ответила.
— Чего тебе? — голос у неё был спокойный.
— Женя, ну хватит! — Андрей говорил быстро, сбивчиво. — Я всё понял! Вернись! Мы начнём заново, я исправлюсь, только помоги мне! Мне надо всего двести тысяч закрыть, а там дело пойдёт!
Евгения засмеялась — тихо, без радости.
— Андрей, у тебя вечный рефрен: «всего двести, всего пятьсот, всего полмиллиона». Ты даже не слышишь, как это звучит.
— Ну я же муж твой! — он повысил голос. — Ты обязана!
— Нет, Андрей, — она оборвала. — Я больше тебе ничего не обязана.
В трубке повисла пауза. А потом раздался шёпот:
— А мама? Если я не заплачу, её выгонят… Ты хочешь, чтобы моя мать осталась на улице?
Евгения закрыла глаза. Перед ней снова всплыло лицо Валентины Петровны, полное страха. Да, жалко. Но ещё страшнее — снова вернуться туда, где ты заложник чужих ошибок.
— Я тебе скажу прямо, — произнесла Евгения твёрдо. — Мама — твоя ответственность. Не моя.
— Предательница! Без тебя я пропаду!
— Значит, пропадай. Ты взрослый мужик. Хватит прятаться за спины женщин.
Она сбросила звонок. Сердце колотилось, но вдруг стало легко. Наконец-то.
Евгения подошла к зеркалу у двери. На неё смотрела женщина лет тридцати пяти — усталая, но с ясными глазами. Она улыбнулась.
За окном светило утреннее солнце, отражаясь в стеклопакетах. И эта улыбка, её собственная, стала первой настоящей победой за много лет.
Она сделала глоток кофе и подумала: «Вот это — моя жизнь. Наконец-то моя».
