Шесть тридцать утра. В квартире пахнет кофе и свежеиспеченными булочками с корицей. Марина, закутавшись в мягкий халат, аккуратно расставляет на столе тарелки, стараясь не греметь. Из спальни доносится сонное сопение пятилетней Алиски. Идиллия. Та самая, за которую они так боролись, когда брали эту ипотечную квартиру на окраине города.
Алексей, ее Лёша, уже сидит за столом, уткнувшись в экран телефона. Он просматривает новости, хмуря брови. Марина ставит перед ним чашку с ароматным кофе, именно так, как он любит — с двумя ложками сливок.
— Спасибо, — бормочет он, не отрываясь от телефона.
— Не за что, — тихо отвечает она и поворачивается к плите, чтобы снять сковородку с омлетом.
В этот момент раздается настойчивый, резкий звонок в дверь. Алексей вздрагивает, Марина замирает с прихваткой в руке. Кто в такую рань? Они не ждали никого.
Алексей идет открывать. Щелчок замка, и в квартиру врывается не просто человек, врывается ураган по имени Лидия Петровна.
— Сыночек мой родной! — раздается ее громкий, вибрирующий голос. — Встречай маму! Таксист-хамло не хотел поднимать мой чемодан, представляешь? Я ему всю правду о его воспитании за две минуты рассказала!
Она проходит в прихожую, оставляя за собой шлейф тяжелого, сладковатого парфюма. Марина машинально поправляет волосы. Лидия Петровна снимает пальто и с протянутой руки скидывает его на вешалку, даже не глядя, удержатся ли крючки.
— Мам, а ты что так рано? Мы не ждали, — Алексей целует мать в щеку, стараясь заглянуть ей в глаза.
— Что, своей матери не рад? — она проницательно смотрит на него, потом ее взгляд скользит по Марине, оценивающий, цепкий. — Решила проведать, как вы тут без моего присмотра живете. Чайку утром вместе попьем, по-семейному.
Она уверенной походкой проходит на кухню, ее глаза моментально сканируют каждую деталь: чистоту раковины, блеск плиты, сервировку стола.
— О, завтракаете? — произносит она, и в ее голосе проскальзывает легкая насмешка. — Это хорошо. Мой Лёша должен плотно завтракать. Он у нас кормилец, силы нужны.
Она подходит к плите, берет со стола ложку и задумчиво помешивает омлет в сковороде.
— Марина, дорогая, а ты не находишь, что он немного подгорел? И перца маловато. Алексей любит, когда поперченнее.
Марина сжимает пальцы на прихватке.
— Нет, не подгорел. И с перцем все в порядке, — тихо, но твердо говорит она.
Лидия Петровна усмехается, как будто слышала детский лепет. Она отставляет ложку прямо на столешницу, оставляя жирный след.
— Ну, как знаешь, — говорит она и поворачивается к сыну. — Сыночек, я тут тебе новые тапочки принесла, из натуральной шерсти. Вижу, а твои уже совсем старенькие. Твоя жена, видно, экономит на мелочах. Нельзя на муже экономить, он же добытчик!
Алексей смущенно переминается с ноги на ногу.
— Мам, да все нормально с тапками. Спасибо.
— Всегда пожалуйста, родной. Ой, смотри-ка, — ее взгляд падает на спящую в соседней комнате Алиску. — Девочка раскрылась. Так простудиться можно. Надо бы одеяло потеплее. У меня для тебя, Лешенька, самое шерстяное есть, я привезла.
Марина не выдерживает. Она делает шаг вперед, ее щеки горят.
— Лидия Петровна, с ребенком все в порядке. Кондиционер работает на обогрев, двадцать три градуса. Она не замерзнет.
Свекровь медленно поворачивается к ней, ее глаза сужаются.
— Я своих двоих вырастила, милая. Я лучше знаю, как обращаться с детьми. Не учите меня.
Наступает тяжелое, давящее молчание. Алексей смотрит то на мать, то на жену, и в его глазах читается растерянность. Он ищет, что сказать, чтобы всех помирить, и находит самый простой, самый трусливый выход.
— Марина, не спорь с мамой. Она же желает нам только добра.
Этой фразы оказывается достаточно. Марина замирает. Вся борьба, все возражения умирают у нее на губах. Она смотрит на мужа, и в ее взгляде уже не гнев, а холодное, безмолвное разочарование.
— Хорошо, — тихо говорит она. — Как скажешь.
Она поворачивается к раковине, берет первую попавшуюся тарелку и с такой силой начинает тереть ее губкой, что тонкий фарфор с тихим щелчком трескается у нее в руках.
Она смотрит на белую трещину, рассекшую узорчатую глазурь, затем медленно опускает осколки в воду. Она не плачет. Она просто смотрит в окно на серое утреннее небо, а за ее спиной продолжается семейная идиллия: сыночек пьет кофе, а мама намазывает ему хлеб маслом, воркуя о том, как он похудел и как плохо о нем заботятся.
Лидия Петровна обжилась в гостях быстро и основательно, словно кошка, занявшая самое удобное кресло. К третьему дню ее пребывания на кухне уже стояла ее особая чашка, в холодильнике поселилась банка с маринованными грибами «как у Лёши в детстве», а пульт от телевизора прочно перекочевал в ее руки.
Марина старалась избегать лишних контактов, замыкаясь в себе и занимаясь дочкой. Она мыла посуду, когда свекровь уходила в душ, и заваривала себе чай, пока та досматривала вечерний сериал. Но избежать столкновения было невозможно.
В четверг вечером Алексей пришел с работы уставший и немного помятый. Он молча поужинал и устроился на диване, листая ленту соцсетей. Лидия Петровна, сидевшая рядом, внимательно наблюдала за ним.
— Сыночек, ты какой-то нецветущий сегодня, — начала она, поглаживая его по плечу. — Работа опять замучила? Надо же, весь в отца, трудоголик. И ведь все на тебя одного держится.
Алексей согласно кивнул, не отрываясь от телефона.
— Да, мам, проект сложный. Премию к Новому году обещали, вот и выкладываюсь.
— Премия? — у свекрови загорелись глаза. Она подвинулась поближе. — Это ж хорошо! А большая?
— Ну, — Алексей наконец оторвал взгляд от экрана, явленно гордясь собой. — Около трехсот тысяч. Мы с Мариной хотели на море летом съездить, да и по дому много чего нужно.
— Умничка ты мой! — Лидия Петровна расцвела от гордости. — Я всегда знала, что ты звезда! На море — это правильно, ребенку полезно. Только вот… — ее лицо внезапно омрачилось.
— Что «вот»? — насторожился Алексей.
— Да так… Беда у нас небольшая. Сережка, твой брат.
Марина, мывшая в раковине посуду, замедлила движения. Слух обострился.
— А что с Сережкой? — в голосе Алексея зазвучала тревога.
— Да он бизнес хочет открыть, свой. Автомойку. Место хорошее присмотрел, клиентов будет много. Да вот незадача — не хватает ему как раз начального капитала. Трехсот тысяч. Банки душат процентами, я ему говорю — не бери, задушат долгами.
Она тяжело вздохнула, делая паузу для драматического эффекта.
— Жаль смотреть, как у человека мечта рушится. Да и возможность золотая упускается. Семье же помочь надо.
Алексей задумался, потирая подбородок.
— Ну, мам, я не знаю… Это ведь наши с Мариной деньги. Планы…
— Какие планы могут быть важнее семьи? — голос Лидии Петровны стал твердым и назидательным. — Море? Оно никуда не денется. А возможность — разовая. Ты ему поможешь, он встанет на ноги, дело раскрутит — он тебе не только вернет, он еще и процентов сверху даст, я уверена! Лучше любого банка.
В этот момент Марина не выдержала. Она вытерла руки полотенцем и обернулась к ним. Лицо ее было бледным.
— Лидия Петровна, это наши общие с Лешей деньги. Мы их весь год копили, от многого отказывались. У нас свои планы, свои долги, та же ипотека. Мы не можем просто так отдать такие деньги.
Свекровь медленно, с преувеличенным недоумением повернула к ней голову.
— Марина, дорогая, мы тут о деле семейном говорим. О помощи близкому человеку. Разве это не общее дело? Или ты не считаешь мужа и его родню своей семьей?
— Это не вопрос семьи, это вопрос здравого смысла! — голос Марины дрогнул от напряжения. — У Сережи уже был «бизнес» с такси, который прогорел, и ларёк с чехлами для телефонов, который он бросил через месяц. Это не план, это авантюра! И мы должны оплачивать его авантюры своими мечтами?
— Как ты смеешь так говорить о моем сыне! — вскрикнула Лидия Петровна, вскакивая с дивана. — Он старается! Он ищет себя! А ты только и можешь, что считать чужие деньги и настраивать мужа против родной крови!
— Марина, прекрати! — неожиданно жестко сказал Алексей. Он тоже встал, принимая сторону матери. — Мама права. Семья — это главное. Сереге нужно помочь, он мой брат. Море подождет.
Марина смотрела на него, и ей казалось, что пол уходит из-под ног. Она видела не своего мужа, а большого, упрямого ребенка, которым всегда управляла его мать.
— Леша, это триста тысяч. Наши триста тысяч. Ты хотя бы посмотри бизнес-план? Поинтересуйся, куда конкретно он собирается их вложить?
— Что там смотреть? — отмахнулся Алексей. — Я ему доверяю. И мама говорит, что все продумано. Значит, так и есть.
Лидия Петровна торжествующе положила руку на его плечо.
— Вот видишь, сыночек? Я же говорила. Родные люди всегда поймут и поддержат. А те, кто со стороны… — она многозначительно посмотрела на Марину, — им всегда только свое важно.
Марина поняла, что спорить бесполезно. Стена перед ней была глухой. Она посмотрела на мужа, который избегал ее взгляда, на свекровь, с удовлетворением наблюдавшую за ее поражением.
Она медленно развернулась и, не сказав больше ни слова, вышла из комнаты. Ее тихие шаги по коридору звучали как приговор.
Алексей с облегчением выдохнул, будто сдал сложный экзамен.
— Правильное решение принял, сынок. Не дашь родному брату пропасть. Я Сереге сейчас позвоню, обрадуешь его.
Алексей кивнул, но на душе у него было как-то неспокойно. Он поймал себя на мысли, что так и не посмотрел в глаза жене.
Прошло два дня. Два дня тягостного молчания в квартире, где воздух был густым и колючим, как стекловата. Марина почти не разговаривала с Алексеем, отвечая односложно. Лидия Петровна, напротив, сияла и расцветала, напевая себе под нос и постоянно звоня младшему сыну, чтобы обсудить «бизнес-план».
