У Наташи дома на стене висела табличка: «Я понимаю, что нужно готовить и убирать. Я не понимаю, при чём здесь я?»
Когда к ней в гости приехала её бабуля, первым делом она обратила внимание на эту надпись. Она нахмурилась и буркнула, указав на табличку клюкой:
— Сними, не позорься!
— А что? — не поняла Наташа, — По-моему, прикольно!
— Всё-то у вас прикольно сейчас. Не понимаете ничего. А отсюда все беды. От непонимания!
— Нет у меня никаких бед, не придумывай, баба Маня, — махнула рукой Наташа.
— Да как нет?! — удивилась бабуля, — А Сережка твой чагой-то домой после работы не торопится, неужто занят сильно? Ага. А ты всё веришь ему. Гляди, не к добру это. А Димка? Шалопай, бездельник. Это ж надо! Ему школу уже заканчивать, а он всё гуляет. Когда за ум возьмётся? Куда он пойдёт? Дворником?
— Да… — согласилась Наташа, — Репетиторов надо, сам не справится, не сдаст экзамены. Да только денег-то где на них взять?
— То-то и оно… — загрустила бабушка, — И с деньгами вечные проблемы, а говоришь, нет бед у тебя…
Бабушка Маня жила в пригороде и помимо Наташи у неё была ещё одна внучка Саша. Обе внучки жили в городе с семьями, но бабушке помогали, приезжали, если что, а она, в свою очередь, время от времени приезжала их навестить и погостить, повидать правнуков. Бабуля была старенькая, но бодрая и очень мудрая женщина. (продолжение в статье)
– Что ты имеешь в виду? – Артём замер, его брови поползли вверх, а в голосе появилась растерянность. – Мы же женаты, Насть. Разве всё, что у нас есть, теперь не общее?
Настя глубоко вздохнула, стараясь держать себя в руках. Они стояли на кухне их – точнее, её – квартире. Уютная двушка, доставшаяся ей от бабушки, была её гордостью и болью одновременно. Она вложила в эту квартиру всё: свои силы, деньги, мечты. И вот теперь Артём, её муж всего полгода, смотрел на неё так, будто она отбирала у него что-то важное.
– Артём, – она оперлась ладонями о столешницу, чтобы голос звучал ровнее, – эта квартира моя. Я её получила до свадьбы, до нас. И я не хочу, чтобы она становилась общей. Это мой выбор.
Он поставил кружку на стол.
– То есть, ты мне не доверяешь? – в его тоне сквозила обида. – Мы поклялись быть вместе, делить всё поровну, а ты теперь заявляешь, что твоя квартира – это только твоя? А что дальше, Насть? Раздельные счета в ресторане?
Настя отвернулась к окну, чувствуя, как внутри закипает раздражение. За окном дворник лениво сгребал опавшие листья, а где-то вдалеке гудела машина. Она знала, что этот разговор неизбежен, но не думала, что он начнётся так скоро. И так резко.
– Ты не понимаешь, – тихо сказала она, глядя на голые ветки клёна за окном. – Это не про доверие. Это про… безопасность. Мою безопасность.
Артём нахмурился, шагнул ближе, но остановился, будто наткнулся на невидимую стену.
– Безопасность? От чего? От меня? – он почти рассмеялся, но в его глазах мелькнула боль. – Я же твой муж, Настя. Не чужой человек.
Она повернулась к нему, её тёмные волосы рассыпались по плечам, а в глазах застыла смесь упрямства и усталости.
– Давай я объясню, – сказала она, стараясь говорить спокойно. – Но тебе нужно выслушать. Без шуток и без обид.
Он кивнул, хотя в его взгляде всё ещё читалось недоверие. Настя указала на диван в гостиной, и они сели – она на одном конце, он на другом, словно между ними пролегла невидимая пропасть.
Настя всегда знала, что её квартира – это её крепость. Не просто стены и крыша, а нечто большее. Её бабушка, строгая женщина с тёплыми глазами, оставила ей эту двушку в старом панельном доме. «Настенька, – говорила она, – это твоя подушка безопасности. Никогда не отдавай её никому». Тогда Настя была ещё подростком, не понимала, почему бабушка так настаивает, но обещала. А потом, когда ей было двадцать, её мир рухнул.
Её родители развелись. Мама, мягкая и доверчивая, осталась ни с чем. Отец, которого Настя когда-то считала героем, ушёл к другой женщине, забрав всё: квартиру, машину, даже их общие сбережения. Мама плакала ночами, а Настя, глядя на неё, поклялась себе: она никогда не позволит себе оказаться в таком положении. Никогда.
– Понимаешь, – начала Настя, глядя на свои руки, сцепленные на коленях, – я видела, как моя мама потеряла всё. Она доверяла папе, думала, что они – семья. А потом он просто ушёл, и она осталась без дома, без денег. Эта квартира – всё, что у меня есть. Моя страховка. Я не могу просто так её отдать, даже тебе.
Артём молчал, глядя на неё. Его лицо смягчилось, но в глазах всё ещё мелькала обида.
– Насть, я не твой отец, – наконец сказал он. – Я не собираюсь тебя обманывать или бросать. Мы же строим семью. Разве это не значит, что всё общее?
Она покачала головой, чувствуя, как горло сжимается.
– Ты не понимаешь. Это не про тебя. Это про меня. Я не могу жить, зная, что у меня ничего не останется, если… если что-то пойдёт не так.
– Если что-то пойдёт не так? – Артём повысил голос, но тут же осёкся, заметив, как она вздрогнула. – Прости. Просто… это звучит так, будто ты уже планируешь развод.
– Нет, – твёрдо сказала Настя. – Но я не хочу быть наивной. Я хочу быть уверенной, что у меня всегда будет крыша над головой. Это не про тебя, Артём. Это про мой страх.
Он откинулся на спинку дивана, потирая виски. На кухне тикали часы, и этот звук казался оглушительным в наступившей тишине.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Допустим, я понимаю. Но что ты предлагаешь? Мы так и будем жить, как соседи по комнате? Твоя квартира, мои вещи, твои правила?
Настя почувствовала укол вины. Она не хотела, чтобы он чувствовал себя чужим. Артём был ей дорог – его смех, его привычка напевать под нос, когда он готовил завтрак, его тёплые объятия по вечерам. Но страх был сильнее.
– Я не знаю, – честно призналась она. – Я просто хочу, чтобы мы это обсудили. Чтобы ты понял, почему это важно для меня.
Он кивнул, но в его взгляде было что-то новое – не просто обида, а какая-то сдержанность, словно он что-то недоговаривал.
– Ладно, – сказал он, вставая. – Давай подумаем об этом. Но, Насть, я тоже хочу, чтобы ты поняла меня. Я женился на тебе, потому что хотел делить с тобой всё. А теперь… теперь я не уверен, что мы семья.
Он ушёл в спальню, а Настя осталась сидеть на диване, чувствуя, как сердце сжимается. Она не хотела его обидеть, но и не могла переступить через себя. Этот разговор был только началом, и она уже чувствовала, что он приведёт к чему-то большему. К чему-то, чего она пока не могла предугадать.
На следующий день атмосфера в квартире была натянутой. Артём ушёл на работу раньше обычного, буркнув что-то про «срочный проект». Настя осталась одна, пытаясь отвлечься уборкой, но мысли крутились вокруг вчерашнего разговора. Она достала старый фотоальбом, который хранила в шкафу, и открыла страницу с фотографией бабушки. Её тёплая улыбка, чуть прищуренные глаза – всё это было таким родным. «Никогда не отдавай, Настенька», – звучал её голос в голове.
Она захлопнула альбом и пошла на кухню заварить чай. В этот момент позвонила её подруга Катя.
– Ну, как дела у молодожёнов? – бодро начала Катя, но, услышав молчание Насти, тут же сменила тон. – Ой, что-то случилось? Рассказывай!
Настя вздохнула и выложила всё: про вчерашний разговор, про квартиру, про свои страхи. Катя слушала молча, лишь изредка вставляя «угу» и «серьёзно?».
– Слушай, – наконец сказала она, – я тебя понимаю. После того, что было с твоей мамой, это нормально – бояться. Но Артём… он же вроде не из тех, кто тебя кинет?
– Не из тех, – согласилась Настя. – Но я всё равно не могу. Это как… как будто я должна снять с себя броню, а я не готова.
– А ты с ним про это говорила? Про маму, про развод? – спросила Катя.
– Да, вчера рассказала. Он вроде понял, но всё равно обиделся.
– Ну, это понятно, – хмыкнула Катя. – Мужики же такие: им кажется, что свадьба – это как штамп на всё, что у вас есть. Но знаешь, что я тебе скажу? Может, тебе стоит предложить брачный договор?
– Брачный договор? – Настя нахмурилась. – Это что, как в американских фильмах?
– Ага, – рассмеялась Катя. – Но это не только для богатых. Это просто бумажка, где вы договоритесь, что твоя квартира остаётся твоей, а всё, что вы наживёте вместе, будет общим. Ну, или как вы решите. Это может снять напряжение.
Настя задумалась. (продолжение в статье)
Ольга вышла из магазина, поудобнее перехватила пакет с продуктами и пошла к дому. Купила всего ничего, а пакет руку оттягивал. Перед домом остановилась. «Света нет в окнах. Юлька опять гулять убежала. – Ольга покачала головой. – Пусть только явится… Как связалась с этим… Юркой, так учиться стала плохо, уроки прогуливает. Учителя жалуются. А впереди ЕГЭ, поступление в институт. Вот приди только домой, я устрою тебе…» — накручивала она себя, тяжело поднимаясь в квартиру.
Дома Ольга поставила пакет с продуктами на стул у кухонного стола. Оглянулась на плиту. «Понятно. Ведь просила же картошку почистить или макароны сварить. Убежала… Ну что мне с ней делать? Ах, ты…»
Резкими движениями сняла с себя куртку, отнесла в прихожую и вернулась на кухню. Хлопала дверцей холодильника, гремела посудой – это Ольга в негодовании готовила ужин, обещая на этот раз строго поговорить с дочерью, как только та вернётся домой.
Но возвращаться Юля не спешила. Уже половина одиннадцатого, а её всё дома нет. Ольга не находила себе места. Ходила из угла в угол, повторяя, как мантру:
— Вот приди только домой… Вот только приди, уж я так тебя проучу, что забудешь, как звать… Бьюсь, как рыба об лёд, всё для неё, чтобы как у всех, а она макароны сварить не могла... Как же я устала, всё сама, одна… Думает, мне не хотелось личной жизни? Я почти такой же была, когда с ребёнком на руках одна осталась. Неблагодарная… Мою судьбу хочет повторить? Пусть попробует, поймёт, почём фунт лиха…
Злость и раздражение на дочь достигли крайней точки кипения. Ольге хотелось швырять, крушить всё, чтоб выплеснуть хоть каплю злости, скопившейся внутри.
Когда в замке заскрежетал ключ, она так обрадовалась, что дочь вернулась, что готова была простить ей всё. Но когда увидела её виноватое лицо, на котором блестели шальные от счастья глаза, злость поднялась внутри с новой силой.
— Ты где была? Знаешь, который час? А уроки? На носу выпускные экзамены, а она шляется чёрт знает где, — гневно кричала она, забыв, что соседи за стеной могут услышать.
— Уроки я сделала… — стала защищаться Юля.
— Молчи! Не перечь матери! Совсем голову потеряла? Растила тебя, думала, выучишься, хорошую работу найдёшь, тогда заживём. А ты мои ошибки повторяешь.
— Ничьи ошибки я не повторяю. Не кричи… — огрызнулась Юля.
Глаза её потухли, на щеках выступил нервный румянец.
— Ах ты… — Ольга еле сдержалась, чтобы не выкрикнуть оскорбление, да вовремя остановилась.
Беспомощно огляделась, ища, меч возмездия. Юля воспользовалась моментом и хотела прошмыгнуть в свою комнату мимо матери, но не тут-то было. Ольга, наконец, схватила складной зонтик, валявшийся на тумбочке, и замахнулась на дочь. (продолжение в статье)
