Нотариус протянул Светлане документы, и её рука дрогнула, когда она увидела подпись свекрови в графе собственника квартиры.
Три года. Три года они с Павлом копили каждый рубль, отказывали себе во всём, работали на двух работах, чтобы накопить на первоначальный взнос для ипотеки. Три года свекровь Галина Петровна улыбалась ей в лицо, расспрашивала о планах на будущее, даже помогала выбирать обои для детской. И всё это время квартира, за которую они платили, оформлялась на неё.
Светлана подняла взгляд на мужа. Павел стоял у окна кабинета, отвернувшись от неё. Его плечи были напряжены, руки сжаты в кулаки. Он знал. Конечно, он знал.
— Павел? — её голос прозвучал тихо, но в нём была такая боль, что нотариус неловко поёрзал в кресле.
Муж медленно повернулся. На его лице читалась вина, но не удивление. Ни капли удивления.
— Светочка, давай поговорим дома, — начал он, но она уже поднималась со стула.
— Вы всё подписали? — спросила она у нотариуса. Тот кивнул, явно желая поскорее закончить эту неприятную сцену.
— Документы готовы. Собственность оформлена на Галину Петровну Морозову.
Светлана кивнула, взяла свою сумку и вышла из кабинета. Павел бросился за ней, но она уже спускалась по лестнице, не обращая внимания на его оклики. На улице моросил мелкий осенний дождь. Она остановилась под козырьком подъезда, достала телефон и вызвала такси.
— Света, ну подожди! Дай объяснить! — Павел схватил её за руку, но она вырвалась.
— Объяснить что? Что ты с матерью решили меня обмануть? Что все эти годы я работала, чтобы купить квартиру твоей маме?
— Это не так! Мама просто… она хотела подстраховаться. Ты же знаешь, какая она. Боится, что мы разведёмся, и квартира достанется чужим людям.
Светлана рассмеялась. Горько, надрывно.
— Чужим людям? Я для неё чужая после пяти лет брака?
Подъехало такси. Она села в машину, не оглядываясь на мужа. Всю дорогу до дома — их съёмной однокомнатной квартиры на окраине города — она молчала, глядя в окно на серые дома и мокрый асфальт.
Дома она методично начала собирать вещи. Доставала из шкафа свои платья, складывала в чемодан. Павел вернулся через полчаса, мокрый и растерянный.
— Света, ну не надо так. Давай поговорим спокойно. Мама не со зла, она просто перестраховывается.
— Перестраховывается? — Светлана обернулась к нему. — А когда она предлагала мне выбрать обои для детской в СВОЕЙ квартире — это тоже была перестраховка? Когда говорила, что я как родная дочь — это что было?
Павел сел на диван, уронил голову в ладони.
— Она сказала, что потом перепишет на нас. Когда убедится, что у нас всё серьёзно.
— Пять лет недостаточно серьёзно? Или ей нужно двадцать пять? Пятьдесят?
Она продолжала складывать вещи. Косметика с туалетного столика, книги с полки, фотографии в рамках — их совместные фотографии, которые теперь казались насмешкой.
— Куда ты собралась? — спросил Павел.
— Света, ну это же глупо! Мы же семья!
Она остановилась, посмотрела на него долгим взглядом.
— Семья? Семья — это когда люди доверяют друг другу. Когда муж защищает жену, а не подыгрывает матери в её играх. Ты выбрал, Паша. Ты выбрал её.
— Я никого не выбирал!
— Выбрал. Когда согласился на эту схему. Когда не сказал мне правду. Когда позволил мне три года жить в иллюзии, что мы строим наше общее будущее.
