Она застегнула чемодан, накинула пальто. Павел вскочил, преградил ей дорогу к двери.
— Света, прошу тебя. Давай я поговорю с мамой. Она всё исправит.
— Исправит? Как? Перепишет квартиру на нас? И ты веришь в это?
Он молчал, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Вот видишь, — сказала Светлана. — Ты сам не веришь. Ты знаешь свою мать лучше меня. Она никогда не отдаст эту квартиру. Будет держать нас на коротком поводке, управлять, диктовать условия. «Не нравится — съезжайте». И ты будешь делать всё, что она скажет, потому что квартира-то её.
— Нет, Паша. Это навсегда. И ты это знаешь.
Она обошла его, открыла дверь. На пороге обернулась.
— Знаешь, что самое обидное? Я ведь любила её. Правда любила. Думала, наконец-то у меня есть вторая мама. А она… она просто использовала меня. И ты ей позволил.
Светлана уехала к родителям в тот же вечер. Мать встретила её без лишних вопросов, просто обняла и усадила за стол. Отец молча поставил чайник. Они не спрашивали, что случилось — по её лицу всё было понятно.
На следующий день начались звонки. Сначала Павел — десятки сообщений, мольбы вернуться. Потом Галина Петровна.
— Светочка, доченька, что за истерики? — её голос в трубке звучал ласково-укоризненно, как будто Светлана была капризным ребёнком. — Ну что ты надумала? Какая разница, на кого оформлена квартира? Вы же всё равно там будете жить.
— Будем жить в вашей квартире, по вашим правилам, — ответила Светлана.
— Ну а как же иначе? Я же вложила деньги!
— Какие деньги, Галина Петровна? Мы с Павлом платили. Каждый месяц. Три года.
— Это были ваши семейные накопления. А первоначальный взнос дала я.
Светлана закрыла глаза. Да, первоначальный взнос дала свекровь. Двести тысяч рублей, которые она преподнесла как свадебный подарок. Тогда это казалось щедрым жестом любящей матери. Теперь Светлана понимала — это была плата за контроль.
— И за эти двести тысяч вы купили себе право распоряжаться нашей жизнью?
— Светочка, не говори глупостей. Я просто хочу быть уверена, что мой сын не останется на улице, если ты вдруг решишь уйти.
— А если уйдёт он? Тогда что?
— Мой Павлик никуда не уйдёт. Он не такой.
В этой фразе было столько высокомерия, столько уверенности в том, что её сын — идеал, а невестка — потенциальная предательница, что Светлана просто сбросила вызов. Прошла неделя. Светлана вышла на работу — она работала бухгалтером в крупной компании. Коллеги тактично не задавали вопросов о её заплаканных глазах и осунувшемся лице. Начальница, женщина лет пятидесяти, как-то задержала её после планёрки.
— Светлана, у вас всё в порядке?
— Да, Марина Владимировна, всё хорошо.
— Врать начальству — плохая привычка, — женщина улыбнулась. — Семейные проблемы?
— Если нужна помощь — обращайтесь. У нас есть корпоративный юрист, психолог. И премию вам выпишу внеочередную — за отличную работу в прошлом квартале.
Эта неожиданная поддержка почти довела Светлану до слёз. Она поблагодарила и вышла из кабинета. А вечером того же дня ей позвонила подруга Ирина.
— Слышала, что у вас с Пашкой. Он мне названивает, просит повлиять на тебя.
— И что ты ему сказала?
— Что он идиот. И что его мамаша — манипулятор.
— А что? Правда же. Помнишь, как она на вашей свадьбе речь толкала? Всё про то, какой у неё сын замечательный, как она его растила, как много в него вложила. А про тебя — ни слова. Будто Пашка сам на себе женился.
