— Ах, так ты на её стороне? Забыл, кто тебя вырастил? Кто ночами не спал, когда ты болел?
— Мам, это не имеет отношения к даче…
— Всё имеет отношение! — свекровь уже почти кричала. — Если она любит тебя, то должна всем делиться! А если прячет что-то, значит, готовится тебя бросить! Неужели ты не понимаешь?
Я встала из-за стола.
— Я поеду на дачу. Мне нужно подумать.
— Катя, подожди, — Андрей попытался меня удержать, но я высвободилась.
— Пусть едет! — выкрикнула Раиса Петровна. — И пусть там и остаётся! Нечего нам тут змею пригревать!
Я собрала сумку за пятнадцать минут. Взяла документы, немного вещей, ноутбук для работы. Андрей стоял в дверях спальни, наблюдая за моими сборами.
— Ты серьёзно собираешься уехать из-за какой-то ерунды?
— Ерунды? — я повернулась к нему. — Твоя мать требует, чтобы я переписала на тебя дом моей бабушки. Это ерунда?
— Ну, можно же как-то договориться. Необязательно сразу в крайности бросаться.
— Андрей, мы три года «договариваемся». И каждый раз я иду на уступки, а твоя мать требует всё больше. Мне нужно побыть одной и всё обдумать.
Я посмотрела на него. Тридцать два года, а в глазах всё тот же испуганный мальчик, который боится расстроить маму.
— А ты оставайся со своей мамой. Вы прекрасно жили без меня и дальше проживёте.
Дорога до дачи заняла четыре часа. Я ехала на автобусе, глядя в окно на проносящиеся мимо поля и леса. С каждым километром, отдаляющим меня от города, становилось легче дышать. Словно невидимый груз постепенно спадал с плеч.
Дача встретила меня тишиной и запахом старого дерева. Бабушка умерла четыре года назад, и с тех пор тут никто не жил. Но дом был в неплохом состоянии — соседи присматривали, как и обещали.
Я открыла окна, впуская свежий воздух. Достала из погреба припрятанные соседкой консервы, затопила печь. К вечеру дом ожил, наполнился теплом и уютом. Я сидела на веранде с чашкой чая, слушая, как поют вечерние птицы, и впервые за долгое время чувствовала себя дома.
Телефон разрывался от звонков. Андрей звонил каждый час, но я не отвечала. Мне нужно было подумать. Понять, чего я хочу от жизни. Готова ли я и дальше терпеть унижения ради призрачной надежды, что муж когда-нибудь повзрослеет.
На третий день приехал Андрей. Я услышала звук машины и вышла на крыльцо. Он выглядел растерянным и уставшим.
— Катя, ну сколько можно дуться? Поехали домой.
— Я не дуюсь, Андрей. Я думаю.
— И о чём же ты думаешь?
— О том, что у нас нет семьи. Есть ты, твоя мама и я как бесплатная прислуга.
— Не преувеличивай. Мама просто переживает за нас.
— За вас. За тебя она переживает. А я для неё всегда буду чужой, недостойной её драгоценного сына.
Андрей сел на ступеньки крыльца, обхватив голову руками.
— Что ты от меня хочешь? Чтобы я с матерью поругался?
— Я хочу, чтобы ты стал мужем. Чтобы защищал нашу семью, а не прятался за мамину юбку.
— Это нечестно. Я не могу бросить мать.
— А я не прошу тебя её бросать. Я прошу расставить приоритеты. Кто для тебя важнее — жена или мама?
Он молчал долго, глядя куда-то вдаль. А потом сказал то, что я, в глубине души, уже знала:
— Мама вырастила меня одна. Я не могу её предать.
— Понимаю. Больше, чем ты думаешь. Поезжай домой, Андрей. К маме.
— Ты что, хочешь развестись?
— А у нас был брак? Или это было троевластие — ты, я и твоя мама, где последнее слово всегда за ней?
Он уехал под вечер, так и не попытавшись меня переубедить. Я проводила машину взглядом и вернулась в дом. На душе было удивительно спокойно. Решение созрело само собой, без надрыва и истерик.
