«Либо перепишешь дом на Андрея, либо убирайся отсюда» — потребовала свекровь, и Катя собрала вещи и уехала на дачу

— Я тебе как мать говорю: развод! Немедленно подавай на развод! — голос Раисы Петровны дрожал от едва сдерживаемого гнева, когда она ворвалась в нашу спальню без стука, размахивая какими-то бумагами.

Я проснулась от этого крика и села на кровати, пытаясь понять, что происходит. Рядом со мной Андрей тоже приподнялся на локте, растерянно моргая спросонья. На часах было семь утра воскресенья — единственный день, когда мы могли поспать подольше.

Свекровь стояла посреди комнаты в своём вечном махровом халате, и её лицо было багровым от ярости. В руках она держала наши документы — те самые, что мы хранили в верхнем ящике комода.

— Мам, что случилось? — сонно пробормотал Андрей, потирая глаза.

— Что случилось? — свекровь почти задыхалась от возмущения. — Твоя жёнушка, оказывается, владеет загородным домом! Целым домом! И скрывала это от нас три года!

Моё сердце упало. Она нашла документы на дачу, которую мне оставила в наследство бабушка. Я действительно никогда не рассказывала об этом свекрови, зная её характер и любовь к чужому имуществу.

— Это дача моей бабушки, — тихо сказала я, натягивая одеяло повыше. — Старенький домик в деревне, ничего особенного.

— Ничего особенного? — Раиса Петровна швырнула документы на кровать. — Я только что позвонила своей подруге из кадастровой палаты. Участок пятнадцать соток, дом восемьдесят квадратов! Это целое состояние! И ты молчала!

Андрей повернулся ко мне с удивлением. Я никогда не скрывала от него существование дачи, просто мы ни разу там не были — она находилась в трёхстах километрах от города, и я планировала съездить туда летом, привести всё в порядок.

— Мам, это личная собственность Кати, — попытался вступиться муж, но свекровь оборвала его на полуслове.

— Личная? В семье не может быть ничего личного! Она живёт в моём доме, ест мой хлеб, а сама прячет недвижимость! Знаешь, что это значит? Она с самого начала планировала тебя кинуть! Припасла себе запасной аэродром!

Я почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. Три года я терпела её придирки, постоянный контроль, бесконечные упрёки. Три года готовила, убирала, стирала на всю семью, работая при этом полный день. И вот теперь меня обвиняют в корысти из-за старой бабушкиной дачи.

— Раиса Петровна, я не обязана отчитываться перед вами о наследстве моей бабушки, — максимально спокойно произнесла я, хотя руки уже дрожали от напряжения.

— Ах, не обязана? — свекровь подошла ближе, нависая надо мной. — А жить в моём доме ты обязана? Пользоваться моими вещами обязана? Тогда слушай меня внимательно: либо ты переписываешь этот дом на Андрея, либо убираешься отсюда. Выбор за тобой!

Комната погрузилась в тишину. Я посмотрела на мужа, ожидая, что он возразит, защитит меня, скажет матери, что она перегибает палку. Но Андрей молчал, разглядывая узор на одеяле. Это молчание ранило сильнее любых слов. — Андрюша прав будет требовать, — продолжила Раиса Петровна, истолковав молчание сына как согласие. — Он единственный мужчина в семье, кормилец. А ты кто такая? Пришлая! Три года живёшь тут и даже ребёнка родить не можешь!

Последние слова ударили как пощёчина. Мы с Андреем год пытались завести ребёнка, проходили обследования. Врачи говорили, что всё в порядке, просто нужно время и меньше стресса. Но как тут избежать стресса, когда свекровь каждый день напоминает о моей «неполноценности»?

— Мам, хватит, — наконец подал голос Андрей, но как-то вяло, без настоящего протеста.