— Знаешь, Таня, — он наконец заговорил, и голос его был холодным, — ты пожалеешь. Одна останешься, никому не нужная. Мама права — пустоцвет ты. Кому ты такая нужна?
Раньше эти слова разбили бы мне сердце. Раньше я бы плакала, просила прощения, соглашалась на всё. Но сейчас я просто смотрела на него и видела маленького, жалкого человека, который прячется за мамину юбку.
— Это мы увидим, — я направилась к двери.
— Стой! — свекровь бросилась наперерез. — Ты не можешь вот так просто уйти! Мы столько в тебя вложили!
Вложили? Я остановилась.
— Что вы в меня вложили, Галина Петровна? Ваши упрёки? Постоянные претензии? Или может, те деньги, которые вы у меня занимали и не вернули?
— Как ты смеешь! — она задохнулась от возмущения. — Я тебя приютила! Научила, как семью вести!
— Вы научили меня одному, — я обошла её, — что некоторые уроки даются слишком дорогой ценой.
Я вышла из квартиры, оставив за спиной крики свекрови и молчание мужа. На лестнице достала телефон и набрала номер подруги.
— Лена? Можно я у тебя переночую? Завтра заеду за вещами.
В трубке послышался встревоженный голос, но я её успокоила.
— Всё хорошо. Всё наконец-то хорошо.
Спустившись на улицу, я подняла голову к окнам квартиры, которую четыре года считала домом. В окне мелькнул силуэт свекрови — наверняка отчитывала сына за то, что упустил такую выгодную партию. Квартиру в центре города упустил, а не жену.
Я достала из сумки связку ключей — от той самой бабушкиной квартиры. Подержала в руке, чувствуя их тяжесть. Бабушка всегда говорила: «Танюша, помни — у женщины должен быть свой угол. Своё место, где она хозяйка. Не отдавай это никому».
Прости, бабуля. Я чуть было не отдала. Но вовремя опомнилась.
На следующий день я приехала за вещами рано утром, когда знала, что свекрови не будет дома — по средам она ходила на рынок. Игорь был дома, сидел на кухне с чашкой кофе. Увидев меня, даже не поднял головы.
— Передумала? — буркнул он.
— Приехала за вещами.
Он дёрнулся, будто его ударили.
— Таня, давай поговорим. Мама вчера погорячилась, наговорила лишнего. Но ты же не можешь из-за одной ссоры всё рушить.
— Это не одна ссора, Игорь. Это последняя капля.
Я прошла в спальню, достала чемодан. Вещей у меня было немного — за четыре года я привыкла экономить на себе. Всё влезло в один чемодан и две сумки.
Игорь ходил за мной по пятам, но не помогал. Только говорил, говорил, говорил.
— Ты не справишься одна. Квартиру содержать дорого, ремонт нужен. Да и вообще, женщине одной тяжело.
— А как же я? Ты обо мне подумала? Мама теперь меня со свету сживёт!
Я остановилась, повернулась к нему. Вот оно, истинное лицо. Не «я тебя люблю», не «не уходи», а «мама меня ругать будет».
— Это твоя мама, Игорь. Твоя проблема.
— Но мы же четыре года вместе! Это что, ничего не значит?
— Значит. Это значит, что я четыре года потратила впустую. Но лучше понять это сейчас, чем через десять лет.
Я вынесла вещи в коридор. На столике у двери оставила ключи от квартиры и обручальное кольцо. Игорь смотрел на кольцо так, будто это была граната с выдернутой чекой.
— Таня, ну не глупи. Квартира… ладно, чёрт с ней, оставляй себе. Но не уходи. Мы же можем всё наладить.
— Нет, Игорь. Не можем. Потому что ты не видишь проблемы. Для тебя нормально, что твоя мать решает за нас. Для тебя нормально, что моё — это общее, а твоё — это твоё. Для меня это больше не нормально.
Дверь хлопнула, и в замке повернулся ключ. Он закрыл меня снаружи. Детский жест, но такой характерный. Я улыбнулась и пошла к лифту. Пусть закрывает. Эта дверь для меня больше никогда не откроется.
