— Я тоже тебя люблю, — ответила она. — Но любви недостаточно, если ты не можешь за неё сражаться.
Дверь закрылась за ней с мягким щелчком.
Три дня Татьяна жила у своей подруги Марины. Три дня она плакала, злилась, сомневалась, а потом снова плакала. Марина молчала, обнимала, варила чай. Она знала. Она сама прошла через развод год назад и понимала, что иногда слова не нужны. Нужно просто быть рядом.
На четвёртый день позвонил Игорь.
— Мне нужно с тобой увидеться, — сказал он. — Можно я приеду?
Он приехал с большой коробкой. Когда Марина открыла дверь, он стоял на пороге с этой коробкой в руках и выглядел так, будто не спал все эти дни. Под глазами были тёмные круги, щетина, мятая рубашка.
— Это тебе, — протянул он коробку Татьяне.
Она открыла её. Внутри было три новых платья. Красивых, дорогих, элегантных. К каждому была прикреплена записка.
«Это платье я выбрал, потому что тебе идёт синий. И никто не имеет права говорить иначе».
«Это платье ты наденешь на следующий семейный обед. И если кто-то сделает замечание, я сразу уйду вместе с тобой».
«Это платье — для нашего вечера. Только для нас двоих. Без чьих-либо мнений».
Татьяна читала эти записки, и слёзы текли по её щекам.
— Я говорил с мамой, — сказал Игорь тихо. — Долго говорил. Я впервые в жизни сказал ей всё, что думаю. Что она переходит границы. Что её замечания ранят тебя. Что если она не изменится, я прекращу эти воскресные обеды.
— И что она ответила?
— Обиделась. Сказала, что я неблагодарный сын. Что она всё делала только ради моего счастья. Мы поссорились. Серьёзно поссорились. Я ушёл, хлопнув дверью. Первый раз в жизни.
Он взял её руки в свои.
— Татьяна, я был трусом. Я прятался за «она не со зла» и «у неё такой характер», потому что так было проще. Потому что конфликт с матерью казался мне страшнее, чем твоя боль. Но когда ты ушла… когда я остался один в этой квартире с разрезанными платьями… я понял, что могу тебя потерять. Навсегда. И это — самое страшное, что может со мной случиться.
— Подожди, дай досказать, — он сжал её руки сильнее. — Я не обещаю, что всё сразу станет идеально. Мама — она такая, какая есть. Она не изменится за один день. Но я обещаю, что буду защищать тебя. Каждый раз. При каждом замечании. Ты — моя семья. Ты — моя жена. И ты важнее любых мнений, даже материнских.
Татьяна смотрела на него сквозь слёзы. На этого мужчину, который наконец-то повзрослел. Который наконец-то выбрал.
— Хорошо, — прошептала она. — Давай попробуем.
Через месяц они снова пришли на воскресный обед к Зое Петровне. Татьяна была в новом синем платье. Зоя Петровна окинула её привычным оценивающим взглядом и открыла рот.
— Мам, — тихо, но твёрдо сказал Игорь. — Не надо.
Зоя Петровна замолчала. Посмотрела на сына, потом на Татьяну, потом снова на сына. И кивнула.
— Проходите. Обед стынет.
Это был маленький шаг. Очень маленький. Но это было начало. Начало новых границ, нового уважения, новой семьи, где голос жены был не менее важен, чем голос матери.
А дома, в шкафу, висели три новых платья. И Татьяна каждый раз, когда смотрела на них, вспоминала не ножницы, не разрезанную ткань, не слёзы. Она вспоминала, что иногда нужно разрушить что-то старое, чтобы построить что-то новое. Что иногда нужно закричать, чтобы тебя услышали. И что любовь без защиты — это не любовь. Это просто красивое слово, которое ничего не значит, когда приходит настоящее испытание.
