— Ты понимаешь, что это наследство моей бабушки? — Вероника стояла посреди гостиной, сжимая в руках потрёпанную папку с документами. Её голос дрожал, но не от слабости, а от ярости, которую она едва сдерживала. — Моей! А не твоей матери!
Игорь сидел на диване, опустив голову. Он не смотрел на жену. Он смотрел в пол, будто там, между половицами паркета, можно было найти ответ на вопрос, которого не существовало. Потому что ответ был один. И он его знал. Но произнести вслух не мог.
Всё началось три недели назад, когда умерла бабушка Вероники — Зинаида Фёдоровна. Старенькая, мудрая женщина, которая всю жизнь откладывала каждую копейку и сумела накопить приличную сумму. Полтора миллиона рублей. Для многих это была целая жизнь. Для Вероники это были слёзы. Потому что бабушка оставила эти деньги именно ей, своей единственной внучке, которая навещала её каждую неделю, слушала её истории, держала за морщинистую руку.
Нотариус зачитал завещание спокойным, монотонным голосом. Вероника плакала. Игорь обнимал её за плечи. Его мать, Людмила Васильевна, сидела рядом с поджатыми губами и каменным лицом. Она не сказала ни слова. Тогда.
Но уже вечером того же дня, когда они вернулись домой, она начала.
— Игорёк, ты понимаешь, что это очень большая сумма? — она говорила тихо, доверительно, будто делилась с сыном важной государственной тайной. — Такие деньги нужно правильно использовать.
— Мама, это наследство Вероники, — ответил Игорь устало. — Мы ещё не решили, что с ними делать.
— Как это «не решили»? — Людмила Васильевна подняла брови. — Игорь, я твоя мать. Я вас вырастила, поставила на ноги. И сейчас, когда у меня огромные проблемы с квартирой, когда мне нужен ремонт, ты говоришь мне, что «не решили»?
Игорь промолчал. Вероника, стоявшая в дверях кухни, всё слышала. Внутри неё что-то сжалось. Она знала этот тон. Знала эти интонации. Людмила Васильевна никогда не просила. Она требовала. Тихо, мягко, но беспощадно. И всегда получала своё.
— Мама, давай об этом позже, — попросил Игорь.
— Хорошо, сынок. Конечно. Я просто хочу, чтобы ты понимал. Семья — это святое.
Семья. Это слово стало мантрой Людмилы Васильевны в последующие дни.
Сначала она звонила каждый день. Интересовалась здоровьем, настроением, делами на работе. А потом, как бы между прочим, упоминала о своей квартире. О том, как там сыро. Как отваливается штукатурка. Как она боится, что скоро потолок рухнет ей на голову.
— Игорёк, мне страшно там жить. Я старая женщина. Мне нужна помощь, — говорила она жалобным голосом.
Вероника слушала эти разговоры и молчала. Она видела, как Игорь с каждым днём становится всё более напряжённым. Видела, как он избегает её взгляда. Видела, как он мучается.
Неделю назад Людмила Васильевна приехала к ним сама. Без предупреждения. Просто позвонила в дверь в субботу утром, когда они ещё завтракали.
— Я тут рядом была, решила зайти, — сказала она, проходя в квартиру и снимая пальто. — Игорёк, налей мне чайку.
Она села за стол, оглядела комнату критическим взглядом. Потом посмотрела на Веронику.
— Хорошо вы тут устроились. Уютно. Чисто.
Это прозвучало не как комплимент. Это прозвучало как обвинение.
— Людмила Васильевна, хотите с нами позавтракать? — Вероника попыталась быть вежливой.
